С восточной части города можно было уже различить вдали, на морской поверхности, несколько черных точек.
Несмотря на покрытое тучами небо, Филезии, беспокоимой предчувствием, возбужденным в ней привязанностью ее к Тимену, эти черные точки показались пиратскими лодками, что и было на самом деле. Вместе с тем она заметила, что подозрительные люди, которые перед тем на ее глазах вышли поодиночке из города и бродили вдоль берега, также стали смотреть на дальний морской горизонт и при первом появлении на нем черных точек, тотчас же замеченных ими, мало-помалу сошлись все вместе, о чем-то таинственно переговорили и затем вновь разошлись, не удаляясь, однако, от берега.
Один из них, случайно или с намерением узнать, что за женщина сидит тут, не шпион ли, подошел к Филезии, которая, при первом же взгляде на него узнав в нем одного из матросов Тимена, вскрикнула:
– Эфае!
– Кто меня зовет? А! Это ты… родная!
– Где ты оставил своего господина?
– Подожди его, он придет.
– С моря?
– Кто его знает.
– Говори, несчастный: мне нужно его видеть прежде, нежели начнется у вас дело; понимаешь?
– Что ты знаешь о деле?
– Все; разве ты забыл, что я предсказала тебе быть распятым?
– Ха, ха! – отвечал он, смеясь. – Кто верит, Филезия, твоим страшным сказкам?
– Ты им поверишь, да будет поздно.
Эфае, заметив приближение гемиолий, плывших к берегу при помощи весел со стороны, противоположной той, где находился маленький римский флот, отошел от Филезии и присоединился к своим товарищам, число которых в эту минуту уже увеличилось, что еще более усилило опасение и страх в душе несчастной старухи.
Сердце ее забилось сильнее, и биение его усиливалось по мере приближения гемиолий. Они плыли быстро, подобно рыбам, и excubitores, то есть часовые, стоявшие на скале, поздно заметили, что они принадлежат пиратам, потому что прежде, нежели первые подали криком сигнал об опасности, все корсары и бывшие с ними люди успели уже соскочить из гемиолий на берег, держа в руках наточенные мечи и кинжалы.
Матросы, принадлежавшие к экипажу гемиолий Тимена, проходя мимо Филезии, со страхом узнавали в ней старую невольницу своего господина.
– Ты здесь, Филезия? – спрашивали они ее, и она отвечала им одним только коротким и резким вопросом:
– Где Тимен? – так как она не находила его между ними.
– Его нет с нами, – отвечали они хором, – он прежде нас отправился в город.
А из города в эту самую минуту послышался резкий звук литуя[13], который, означая собой общую атаку, был ответом на сигнал, данный за несколько минут перед тем римскими часовыми.
Бедная