Возлюби ближнего своего. Ночь в Лиссабоне. Эрих Мария Ремарк

жизни, Людвиг Керн, одинокий, усталый, спотыкающийся, полный тоски по людям и страха перед людьми. И все это только потому, что его и скучающего чиновника за столом разделяет клочок бумаги, называемый паспортом. Их кровь имеет одинаковую температуру, глаза – одинаковое строение, их нервы реагируют на одни и те же раздражители, мозг работает аналогично, и все же их разделяет пропасть, они ни в чем не равны, покой одного – мучение для другого, один – власть имущий, другой – отверженный, и пропасть, которая их разделяет, – всего лишь маленький клочок бумаги, на котором написано только имя и несколько ничего не значащих дат.

      – Здесь, справа, – сказал чиновник. – Имя и фамилию.

      Керн взял себя в руки, подписал.

      – На какую границу вас доставить? – спросил чиновник.

      – На чешскую.

      – Хорошо. Через час отправка. Вас кто-нибудь доставит.

      – У меня остались кое-какие вещи в отеле, где я живу. Я могу их взять?

      – Какие вещи?

      – Чемодан с бельем и тому подобное.

      – Хорошо. Скажите чиновнику, который доставит вас на границу. Вы сможете заехать по дороге.

      Инспектор проводил Керна вниз и взял с собой наверх Штайнера.

      – Что случилось? – спросила с любопытством пулярка.

      – Через час выходим отсюда.

      – Иезус Кристус! – сказал поляк. – Снова та же волынка!

      – Ты что, хочешь остаться? – спросила пулярка.

      – Если еда хороший и маленький должность как уборщик – охотно, да.

      Керн вынул носовой платок и, как смог, почистил костюм. За эти четырнадцать дней его рубашка совсем потемнела от грязи. Он опустил манжеты. Все это время он их очень оберегал. Поляк посмотрел на него.

      – Через год-два тебе будет все равно, – предсказал он.

      – Ты куда? – спросила пулярка.

      – В Чехию. А ты? В Венгрию?

      – В Швейцарию. Я это дело обдумал. Хочешь со мной? Оттуда попробуем просочиться во Францию.

      Керн покачал головой.

      – Нет, я – в Прагу.

      Через несколько минут вернулся Штайнер.

      – Знаешь, как зовут того полицейского, который во время ареста ударил меня по лицу? – спросил он Керна. – Леопольд Шефер. Он живет по Траутенаугассе, 27. Они мне вычитали это из протокола. Конечно, не то, что он меня ударил. Только что я ему угрожал. – Он посмотрел на Керна. – Ты думаешь, я забуду фамилию и адрес?

      – Нет, – сказал Керн. – Конечно, нет.

      – Я тоже так думаю.

      За Керном и Штайнером зашел чиновник уголовной полиции в штатском.

      Керн был возбужден. В дверях он непроизвольно остановился. Открывшийся вид был так великолепен, что Керну показалось, будто мягкий южный ветер ударил ему в лицо. Над домами было синее, чуть сумрачное небо, островерхие крыши сверкали в последнем красном свете солнца, мерцал Дунай, а по улицам сквозь поток спешащих домой и прогуливающихся пешеходов пробирались сверкающие автобусы. Совсем близко промелькнула стайка смеющихся девушек в светлых платьях. Керну