Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том II: В Палестине (1919–1942). Владимир Хазан

глаза глядят. И, действительно, оставшиеся в местечке погибли. Дома разграблены. Год беженства был для нас полон горя, и в конце концов мы принуждены были возвратиться в Городище. Аптека наша перешла в государственную собственность. С большим трудом удалось мужу поступить на службу, которая почти не дает на жизнь. Детям учиться негде. (У меня 2 девочки 16-ти и 12-ти лет.) Жизнь здесь для нас очень тяжелая. Переехать в большой город у нас нет средств. Ввиду всего вышесказанного, а также сильнейшего антагонизма между еврейск<им> и русск<им> населением на Украине мы надеемся уехать из России. Куда, спросите Вы. Единственно подходящее Палестина. Петр Мойсеевич, если можете, сделайте это для нас возможным.

      Вы, конечно, понимаете, что в письме не могу Вам всего изложить. Не удивляйтесь, что я именно к Вам обращаюсь с подобным делом, но, во 1-х, у меня, кроме Вас, никого за границей нет, и, во 2-х, мне говорили, что Вы работаете по палестинскому вопросу.

      Если это т<аж же правдоподобно, к<аж и звание лорда¹⁶, то, конечно, Вам трудно что-либо сделать для нас. Во всяком случае я Вас убедительно прошу не оставить мое письмо без ответа (заказным). Вы о себе ничего не пишете, и я не знаю, просить ли Вас об этом, это, кажется, уж будет слишком много, да и Вы, вероятно, всегда очень заняты.

      В ожидании ответа

      Уважающ<ая> Вас Р. Магидова

      Вы пишите, что через 4 недели едете в Палестину, а где же постоянное Ваше жительство?

      М. Городище Киевской губ.

      Черкасск<ого> уезда

      Отрицаемый Гиппиус российский антисемитизм, проявившийся в годы революции и Гражданской войны с немыслимой бесчеловечностью и в непредсказуемом масштабе, был именно тем главным мировым событием, которое заставило Рутенберга распроститься со многими его недавними политическими иллюзиями, жизненными проектами и человеческими связями. Несбыточность того, что еще несколько лет назад из Нью-Йорка казалось столь соблазнительным и достижимым: торжество социалистических идей в России и как следствие этого – национальное равноправие и окончательное решение еврейской проблемы, заставило пересмотреть стратегию, а вместе с этим провести разграничительную черту, по крайней мере, видимую, внешнюю, между своим – еврейским – миром и тем, в котором осталась его прошлая тень¹⁷. Основанием тому послужили не абстрактные, а реальные события. Так, в конце 1921 г. к нему обратился не прерывавший с ним все это время отношений Савинков¹⁸ с предложением за определенную плату приостановить еврейские погромы в армии «зеленых». «Зелеными» в России, на Украине и в Белоруссии в годы Гражданской войны называли дезертиров или людей, скрывавшихся от мобилизации как белых, так и красных. Фактически они вели партизанскую войну против тех и других, занимаясь мародерством, грабежами и убийствами, и в особенности беспощадны были по отношению к евреям. Савинков идеологически и политически возглавлял это движение, см.: Савинков 1920.

      Ответ Рутенберга был отрицательным. После этого поползли слухи о том, что сделка, оплачивающая лояльность погромщиков, все-таки