«Факт, Маллиган, в том…» – сразу хотелось заспорить.
Элиу медленно кивнул. Надо признать, он проникся уважением к автору, как уважал бы врача, который отказывается морочить пациента ложными утешениями. Маллиган, возможно, понял бы мотивы, способные привести яркую звезду дипкорпуса США не в сверкающие современные кварталы Москвы, а в заросшие грязью трущобы Порт-Мея. Сам будучи европеоидом, он возможно даже понял бы выбор, вставший перед таким человеком: или отказаться от себя ради вопиющих насущных потребностей своего народа, который в этом бравом новом веке по-прежнему в западне и поставляет львиную долю мокеров (хотя сводки новостей благоразумно не упоминают цвет их кожи), львиную долю нарков (хотя большинству из них мозголом и триптин не по карману и они травят себя сваренным на кухне ягинолом или грязными ножами соскребают маковый вар со стенок горшков), тех, кто говорит: «Мне не нужно геттоизировать мое будущее, потому что я родился в гетто!», – или непреклонно приберегать свою любовь только для друзей, а лояльность – только для всего человечества.
Цвет кожи тут ни при чем, просто человек по имени Элиу Мастерс не мог отождествить себя ни с алчными боссами в Бамако и Акре, переходящими от лести и прощупывания Бенинии к яростным нападкам друг на друга, задуманным для того, чтобы отвлечь собственные народы от межплеменных распрей, ни с советом директоров «Дженерал Текникс». Пусть Дагомалия и РЕНГ ведут свои закулисные войны, похваляются перед соперником, кто из них более промышленно развит, более могущественен, более самоотвержен и готов броситься на защиту национальной самости. Для него тот факт, что Задкиил Обоми сумел найти равновесие между четырьмя языковыми группами, причем представители двух были пришлыми, потомками беженцев от межплеменной резни на сопредельных территориях в двадцатом веке, и заставить их петь хором в обстоятельствах, которые, по всеобщим прогнозам, способны привести к гражданской войне, был огромным завоеванием всей Африки.
И возможно… всего мира.
В его памяти и сейчас звучало это пение, перекрывавшее перестук пестиков в каменных ступах, потому что нет излишков кожи на такую роскошь, как барабаны. Подстраиваясь под их настойчивый ритм, он вдруг заговорил вслух.
– Нет, не потому так, что жить в трущобной нищете благо! – воскликнул он и, подчеркивая слова, хлопнул по книге ладонью. – Это потому, что их не научили той ненависти, какую мы, люди более искушенные, умеем питать друг к другу!
Еще произнося это, он понял, какую чушь мелет. Люди обманывают себя, утверждая, будто ненависть это то, чему их научили. Ненависть к соперникам, к пришлым, к более могущественному самцу или более плодовитой самке заложена в психологическую структуру человечества. И все же факт оставался фактом: при всей бедности Бенинии он уловил некое ощущение счастья перед лицом нищеты, какого не встречал нигде прежде.
Может,