куда сзываешь нас и кто
ты в стаде слов своих молочных
с губами белыми телят
которые идут досрочно
зачем увидел ты меня
в тропе и шраме безъязыком
куда ведёт тебя метель
в дите моём косноязыком
где невозможна всяка речь
которая не от ожога,
отмороженья, а избечь
ея стада твои не смогут
«делай что хочешь (а можешь ли?) или…»
делай что хочешь (а можешь ли?) или
важно не дерево, но ветки круг
там, где касается пястью своею
света, который – как почва – упруг
там где мамаша сметает на нитку
карманы глубокие кармы твоей,
и остаются – как будто забыли —
дети внутри у неё, словно тень.
«Как почта всходят адреса…»
Как почта всходят адреса:
ромашки, вербы, сосны, донник —
так ночь оставив мертвеца
совсем уходит.
Проходы /словно о/ густы,
и в каждом доме почтмейстер —
он мастер говорить и ты
не остановишь
его присутственную речь
его посольские одежды
что почту должны будут сжечь
оставив между…
Анна-птаха
качки тёмный паровоз
перечисленный в считалке
этой девочки – смотри
ничего теперь не жалко
невозможное в тебе
сбылось и наверно чудо
эта смерть что в нас живёт
отпуская словно пуля
веры птичка неисправна
подыши в неё – она
была слишком спешно спета
шита из глазного дна
и однажды когда песня
завершится на твоей
ноте из считалки детской
всё ж наклонится к тебе
её нежная головка
как бы церква или дом
и тепло задышит в щёки
её чуда перелом
«боишься высоты…»
боишься высоты
идёшь как будто взрогнул
споткнувшись о тебя
огромный этот свет
и парк спираль свою
согнул в дугу двойную
того кто надо мной
мерцает будто нет
его и нет меня
он лугом притворился
элизием долиной
прибытия в сады
и ток двоит одно
изображенье мира
которым меж двоих
он в голоса разбит
и слева от него
как черепки пустоты
а справа от него
пустоты как кувшин
дрожат и прошивают
его сквозное эхо
которое и есть
вся тяжесть высоты
«Так снег здесь переходит небо…»
Так снег здесь переходит небо,
ступеньками там становясь,
где перевёрнутые воды
растут сквозь грязь
мою, густую и родную,
что