– Виктор Николаевич! – Не удержался я.
Барс остановился, лениво обернулся, смял губы в улыбку. Слегка склонил голову.
– Вы это… Никому не говорите… – Только бы не покраснеть!
По-барски воротился, по-отечески похлопал по плечу, и чуть картавя заметил:
– Вы меня знаете – я в дружеских посиделках не участвую, делами и интересами коллег не обременяюсь – эгоист я. Мне чужие судьбы… – Он пожал плечами – зря просишь, мне твой роман до лампочки. – Но от себя замечу – наоборот, молодой человек, на всех углах кричите и у всех совета спрашивайте! И посоветуют, и поучаствуют, и поправят, и работать меньше будут заставлять – лучше управитесь.
Он посмотрел на часы – золотой Ролекс – из прошлой, адвокатской жизни.
– А пишут все. И я пишу, и Василий Сергеевич, и вон – Белов, могу поспорить, пишет. Работа у нас такая.
Белов на секунду перестал жевать, нервно дернул левым плечом, словно сбрасывая не учтиво положенную руку. Сидел он далеко, слышать разговор не мог. Значит или сверхчувствителен, или у Виктора Николаевича взгляд пробирающий. Скорее второе. На мои изучающе-буравящие откровения старик никак не реагировал.
Попов начал поворачиваться…
– А почему фамилию изменить?
Виктору Николаевичу пришлось стряхнуть с себя мысль об утреннем бутерброде.
– Засудят. Это я вам, как… Вы же, что б читателю интересней было, и в бордель Булкина сводите, и как он взятки крупному чиновнику давал напишете, и про вагон с анашой… Так ведь?
Он хихикнул. Резко так – «хи-хи».
А ведь прав! Как это я сразу…
– И лучше от имени убийцы, от первого лица, так сказать. И так, что б читатель себя этим киллером почувствовал! Все хотят хоть раз в жизни кого-нибудь убить, да не у всех духу хватает. А тут Кульков! Такой романище! Читаешь и… Про струю уберите… И лихие девяностые… Уж как-то избитым все это стало. Надоело.
Резкое «хи-хи», поворот на одних каблуках, и однозначный отход к буфету – несколько быстрее, чем обычная вальяжная походка. Это что бы я больше не окликнул – хоть и говорит «чужие судьбы мне безразличны», но на чужие просьбы откликается и в дела коллег лепту посильную вносит – правит и наставляет. Любит он наставлять!
Это сейчас отошел. Понятно – Виктор Николаевич человек правил. В девять ноль пять входит в офис, в девять ноль семь, предварительно помыв руки, садится за стойку, за три минуты съедает один бутерброд с красной икрой, еще три минуты пьет крепкий черный кофе, расплачивается – бутерброды с икрой у нас за свой счет, кофе – бесплатно; заходит в туалет; через пять минут он за своим столом. А тут я этот ритуал чуть не порушил…
А совет он дал стоящий! Как это я сам не додумался?
«Когда мне плохо – я мечтаю о киллере. О любом киллере. Который придет и избавит меня от всех проблем, от всех несчастий, от этого мерзкого, тупого, никому не нужного бытия. Избавит быстро, умеючи,