Наденька попросила водителя остановить автобус у первой станции метро и, проходя на ватных ногах мимо Барятьева, споткнулась о его сумку, стоявшую в проходе. Он насмешливо посмотрел на девушку, а Ева громко засмеялась. Альберту это не понравилось, и он слегка отстранился от нее. Ева почувствовала его недовольство и замолчала, проводив Наденьку враждебным, презрительным взглядом.
Горестно доковыляв до дома, Надя в очередной раз дала волю слезам. Наверное, она сама виновата в том, что Альберт увлекся красоткой Евой. Надя прекрасно понимала, что проигрывает во внешности Михайловской, но, как любая женщина, думала, что все равно она гораздо лучше соперницы, что душа у нее чище, она добрее и любит Альберта в тысячу раз больше, чем эта холодная змеючка Ева. Что в ней есть что-то такое чудесное, чего в другой женщине нет. И, как любая женщина, обвиняла в предательстве не мужчину, а соперницу. Она не хотела понимать, что подло с ней поступил Барятьев, а не Ева. Боль жгла нестерпимым огнем внутри, и слезы не приносили облегчения. Надя поклялась себе, что, несмотря ни на что, завоюет Альберта и покажет Еве, чего она стоит.
Вволю нарыдавшись, она разобрала вещи и разложила их по своим местам.
В дверь постучали, у Нади радостно забилось сердце: «Альберт!» Она опрометью кинулась к двери и распахнула ее.
Перед ней в запорошенной снегом пуховой шали и потертой кроличьей шубке стояла ее мать.
От неожиданности Надя отпрянула.
– Мама? Как ты узнала, что я здесь?
Мать обожгла ее укоряющим, сердитым взглядом.
– Сима сказала.
– Сима… – печально повторила Наденька. – Зачем? Я же просила ее! – И бросилась помогать матери снимать мокрую от растаявшего снега шубу. – Не злись, пожалуйста, просто я не хотела тебе говорить пока, чтобы не расстраивать, а потом я бы тебе все обязательно рассказала.
Мать сокрушенно покачала головой.
– Мне Сима вчера все рассказала про твои дела. Влюбилась, университет бросила, костюмершей устроилась в театр к любовнику. – Вырвав из рук дочери свою шубу, она гневно стряхнула с нее снег и повесила на вешалку. Затем оглядела комнату. – Неплохо устроилась.
– Я же просила Симу тебе нечего не рассказывать, – угрюмо пробормотала Надя. – Зря я ей написала.
– Ты не об этом беспокойся, – прикрикнула мать. – Не в Симе дело, а в тебе. Я думала, ты учишься, а ты дурака валяешь. Не ожидала от тебя такого, – вдруг всхлипнула она, и ее бледные губы жалко вздрогнули и беспомощно скривились. – Мы ли с отцом для тебя не старались? А ты вон что нам устроила!
Наденьке стало бесконечно жаль мать, и ее собственная боль куда-то отошла и притупилась, вместо нее нахлынула нежность и глубокая жалость к родителям. Она почувствовала себя виноватой.
Наденька обняла маму и горячо зашептала:
– Мама, прости, пожалуйста. Я больше никогда не буду делать так, никогда. Я все исправлю.
Когда мать и дочь, вдоволь наплакавшись, успокоились, мама решительно сказала:
– Первым делом ты