наш век открытости и душ нараспашку. Несмотря на знакомство с изнанкой жизни, на умеренный цинизм и наплевательское отношение к нормам и правилам этикета, на готовность поступать согласно собственному представлению о равновесии и порядке вещей, а также переступать через закон и даже некую аморальность или вернее
надморальность, где-то внутри Монаха сидела рыцарственность по отношению к женщине… причем он об этом даже не подозревал. Назовем это заезженным термином «романтизм». Старомодный неуместный глупый романтизм… тьфу! Монаха можно сравнить с рыцарем, который в компании товарищей рассказывает неприличные анекдоты и бравирует любовными похождениями и тут же вызывает на дуэль негодяя, задевшего честь дамы. Или хотя бы бьет морду. С чувством, похожим на ревность, он пытался представить этих двоих рядом, их разговоры; в их последний вечер она подарила ему шарф… Не вульгарный лосьон после бритья или рубашку, а шелковый, расписанный собственноручно шарф! Ему, Монаху, никто никогда не дарил шарфов. Нет, впрочем, дарили, одна из жен – вязаный оранжевый шарф и такие же носки. Да еще Анжелика подарила дикой расцветки свитер, который Монах надел пару раз из вежливости. Но разве можно сравнить вязаные шерстяные оранжевые носки и шарф, который он так ни разу и не надел – соврал, что не смеет употреблять втуне такую красоту, – с шелковым авторским шарфом с необыкновенной росписью? Интересно, что там – цветы и плоды или космос и знаки Зодиака? От такой девушки, как Диана, похожей одновременно на хрупкую статуэтку и застывшую ящерицу… оливкового цвета с лиловыми глазами? Так он ее видел: статуэтка или ящерица с лиловыми глазами. Очень странный взбрык воображения… статуэтка еще туда-сюда, а вот ящерица… однако! Наверное, от сладкого шампанского. Или от плачевного состояния, связанного с ногой… Эх, пивка бы сейчас!
Одним словом, испытывал Монах к жертве что-то сродни ревности – тут и шарф, и необыкновенная девушка Диана, и нахальство, – вцепился мертвой хваткой, даже на Марину не среагировал, альфонс! Почему, спрашивается, альфонс? Черт его знает, почему. Так он его видел. Добавить сюда ногу в гипсе, ощущение себя баржей, севшей на мель, а еще сладкое шампанское… короче, было Монаху тревожно и неуютно, и поднималось уже из глубин мутное и невнятное чувство опасности… Хорошо, что она сидит дома и никуда не выходит!
…Добродеев отправился провожать девушек, а Монах остался дома, проклиная свою несчастную ногу и чувствуя себя брошенным сиротой. Он представлял, как Добродеев вьется мелким бесом вокруг Марины, поглаживает плечико, берет за ручку, как они гуляют по ночному городу, потом отводят домой Диану, а потом… Чертов Лео! Ну, погоди, журналюга!
Он вспомнил, как Марина расцеловала его на прощание и пообещала забегать, Диана улыбнулась слабо и кивнула; он понял это как: «Я надеюсь на вас и верю» – и тоже кивнул в ответ. Ниточка, натянутая между ними, стала ощутимее, похоже, они стали заговорщиками, понимающими друг дружку с полувзгляда. Так ему казалось…
Глава 5
Оперативное
