О собственных родителях она вспоминать не любила. Папа, рабочий на мебельном комбинате, спился и умер, мама всю жизнь проработала нянечкой в районной больнице, таскала домой передачки из тумбочек и тоже попивала, противно заедая свои стограммовые порции, жирными кусками куриных ножек, которые она жадно обгладывала. Больные умоляли нянечку принять "курочку… от чистого сердца". Водку и портвейн она покупала на рублики, которые регулярно брала из потных ладоней беспомощных лежачих. За эти рублики мамаша, ворча, подавала лежачим утки и перестирала простыни.
Марина со старшей сестрой уехали из дома совсем девчонками сразу после школы. Марина посещала в Шатуре балетную студию, преподавательница ей говорила, что она способная. Окрыленная, она приехала в Москву, собираясь поступать в труппу театра Немировича-Данченко, но ее даже не допустили до просмотра. О балетной студии в Шатуре никто и слышать не хотел, подавай им настоящий диплом. При чем тут диплом? Даже посмотреть не захотели, как она танцует! Кто-то посоветовал Марине съездить на Мосфильм или студию Горького предложиться в какую-нибудь группу на массовку. Они тогда с сестрой снимали угол в бараке в Марьиной роще. Продолжалось это не слишком долго, с сестрой Марина рассорилась, уж очень та ей много нотаций читала, особенно о вреде мужиков. Понимала бы чего!
На площадке она познакомилась с Андреем, будущим мужем. Ну а что? Он, Андрей ее, не такой уж красивый, увалень, а она – стройная, намного моложе его, "балетная" девочка. Балет – это вообще было круто, или как тогда говорили "клево". Марина всем старательно врала, что она училась в балетном училище Большого театра, почти закончила, подавала надежды, а потом… страшная травма и все. Конец карьере, но она не унывает, надо выживать. Мужчин подкупали ее оптимизм и независимость, Марина не выглядела охотницей за женихами и московской пропиской. Да и с Андреем… ну и что, что она ему сразу "дала"? Кому хотела, тому и давала, забыла сестрицу спросить. А потом… уп: залет! Ей тогда казалось, что Андрей так и так на ней женился бы, просто получилось немного быстрее, чем они собирались, вроде как голубки не дотерпели. Подумаешь. Он ее родителям представил, Марина видела, что они вежливы, доброжелательны, заранее принимают ребенка своего единственного сына, но… были ли они ей действительно рады? Не факт, не факт. Марина была все-таки реалисткой, даже тогда в незапамятные времена наивной юности.
Ее расспрашивали о родителях. Вот так она и знала: про родителей непременно спросят. Марина во избежании вопросов и просьб о знакомстве, с горечью сказала, что она сирота, есть, мол, старшая сестра, но она живет далеко, и они не общаются, у каждой своя жизнь. Эх, зря она так сказала. За язык ее тянули насчет сестры. И нее же и братец старший был, но хватило же ума про него промолчать. Братец служил сверхсрочную где-то в строительных войсках на БАМе. Они вообще друг о друге ничего не знали. Да и что там знать? Нужно больно. А и про сестрицу она сплоховала. В глазах новой семьи Марина прочла укор и недоумении, как это не общаться с сестрой. У Макаровых все общались. А вообще-то она, получалось, была "бедной девочкой" и их долг ее теперь пригреть и защитить.