Нормальный комментарий к этим стихам будет выглядеть примерно так (убираю все точные ссылки):
Власть попранна – Херасков имеет в виду стояние на Угре 1480 г., в результате которого Москва перестала платить Орде дань.
Второго Иоанна – в нумерации Херасков следует за «Историей…» В. Н. Татищева, для которого Иваном Первым был дед Ивана Грозного.
Нещастливым походом – имеется в виду неудачная операция 1549/50 г., предшествовавшая последнему походу года. Иван Грозный тогда лично предводительствовал войсками.
Где сам Борей воздвиг противу Россов брань – ср. описание причин провала экспедиции в «Казанском летописце»: «… в третее лето царства своего собра вся князи, и воеводы своя, и вся Руская воя многа… и поиде сам х Казани, во многих тысящах… И велика бысть нужа воем его; от студени бо и от мраза, и от глада мнози изомроша…»
Борей… крилами мерзлыми – ср. у М. В. Ломоносова в «Оде на день восшествия на престол Елисаветы Петровны, 1747 года»:
Хотя всегдашними снегами
Покрыта северна страна,
Где мерзлыми Борей крилами
Твои взвевает знамена…
Собственно, в чем заключаются различия? Во-первых, не следует писать то, что и без того известно: читатель, не знающий, что такое Борей или кто был дедом Ивана Грозного, вряд ли и станет читать «Россиаду». (Сейчас, в век информационных технологий, сведения, доступные в два клика, помещать в комментарии просто неприлично.)
Во-вторых, не надо поспешно подозревать автора в ошибках. Возможно, у него были свои основания. Их и нужно попытаться найти.
В-третьих и в-главных, комментарий должен восстанавливать для текста культурно значимый контекст. В данном случае – исторические источники, которыми мог пользоваться автор, – летописные и историографические, – а также круг возможных поэтических источников (в данном случае попался Ломоносов, но вообще круг чтения Хераскова весьма широк). Но если читатель думает, что так обстоят дела с экзотическими авторами, а «хлеб насущный» приготовлен хорошо, он ошибается; напр., пласт цитат из Овидия в «Евгении Онегине» был вскрыт очень недавно,[23] несмотря на то, что идея сквозного сопоставления «Онегина» и Ars amatoria лежит на поверхности – поэт упоминает «науку страсти нежной».
Филологическая наука в России примерно на полвека отставала от естественных и математики; лишь во второй половине XIX в. издательское дело (на уровне отдельных достижений, а не массовой продукции) стало выходить на европейский уровень. Мощная филологическая машина, характерная для Германии и иных европейских стран, так и не сложилась. Новые хозяева жизни – большевики – в гуманитарных науках понимали очень мало, а в филологии – поскольку ее ядро неидеологично – и вовсе ничего. Старые специалисты дореволюционной выучки в сложившихся сверхнеблагоприятных условиях лишь с большим трудом могли подготовить себе достойную смену; потому ничего равного гротовскому Державину и сухомлиновскому