свое мнение о порядках в стране стало невозможно, а в 1930-1940-е годы – смертельно опасно. Неосторожного разговора с приятелем могло быть достаточным для того, чтобы получить «десять лет без права переписки» (на деле это означало расстрел в застенках НКВД) или погибнуть от непосильного труда в лагере. ГУЛАГ нуждался в постоянном пополнении, и 4 миллиона доносов, написанных бдительными гражданами на соседей по коммунальной квартире и сослуживцев, были неплохим подспорьем для доблестных органов НКВД, озабоченных своевременной поставкой рабов на государственную каторгу. Принятая в 1936 г. «самая демократическая в мире» конституция «была не предназначена для применения». С середины 1920-х годов в стране стала действовать все более жесткая идеологическая цензура, охватывающая все средства массовой информацию, искусство и даже научные публикации. Выдержанные в духе «социалистического реализма» произведения литературы, кинофильмы и спектакли описывали проблемы и ситуации, которых не было в реальной жизни, а подлинно художественные произведения объявлялись нетипичными, формалистическими и запрещались к публикации. Несколько поколений советской интеллигенции были вынуждены жить и трудиться в обстановке духовной несвободы. Найти в этих условиях достойную линию поведения было непростой задачей для каждого, кто выбирал карьеру в науке и образовании.
