Серебряков вопросительно уставился на подполковника:
– Вы хотите сказать, что убийство на почве грабежа, как мотив, исключается? Я был убежден…
– Полностью исключать это пока рано. Однако слишком многое говорит за то, что не корысти ради загублены люди.
– Что вы имеете в виду, господин подполковник?
– Вы обратили внимание, входя в квартиру, на некоторую странность?
– Например?
– Относительный (даже после нашего нашествия) порядок?. А теперь вспомните, что оставляет после себя грабитель?
– Обычно все перевернуто вверх дном, вещи разбросаны, ящики шкафов вынуты или выдвинуты.
– Ты прав, капитан. Именно это мне бросилось в глаза в первую очередь.
– Извините, господин подполковник, – возразил все время молчавший лейтенант Мошкин, – я этому, по меньшей мере, могу найти два объяснения…
– Ну-ка, ну-ка, – Фомина это явно заинтересовало, – говори.
– Могло быть и так: грабитель или грабители, проникнув в квартиру, убив оказавшихся дома мать и дочь, не успели или не смогли по каким-то причинам воспользоваться ценными вещами.
– Например?
– Например, кто-то вспугнул, и они решили уносить ноги.
– Согласен, такое возможно, хотя и маловероятно: грабитель, тем более после «мокрухи», вряд ли откажется воспользоваться золотыми украшениями или деньгами, лежащими, можно сказать, на самом виду. Грабитель, такая уж у него натура – необычайно жаден и своего не упустит.
– А что, правда, насчет украшений и денег?
– Абсолютно, – он кивнул в сторону трельяжа, – в шкафчике все лежит. И даже не тронуто.
Мошкин не отступал:
– Могло быть убийство на почве ревности.
– Ты, лейтенант, и тут прав. Со счета эту версию не стоит сбрасывать. И все же тут тоже немало возникает вопросов. Так, ревнивец-мужчина заподозрил хозяйку квартиры в неверности по отношению к нему, либо она отвергла его притязания. Вот он и пришел, чтобы рассчитаться. В пользу этой версии говорит то, что его или их впустили без лишнего шума. Значит, это был кто-то, кого хозяйка либо дочка хорошо знали. Допустим, ребята, так и было. Тогда извольте ответить мне: зачем девочку-то убивать, а?
– Ну, на этот-то вопрос, – по лицу Серебрякова пробежала ухмылка, – ответить проще пареной репы: не требовались лишние свидетели.
– Мог убрать ненужного свидетеля, а зачем зверствовать, уродовать девочку?
– Разве?..
– Врач сказал, что даже он такого не видывал.
– Тогда другое дело.
– Ясна,