– Шеф, я помешан на восходах. Я наблюдал один из самых красивых в моей жизни.
Ответ привел его в некоторое замешательство. С минуту он разглядывал крышку стола. По-видимому, он отнес это к странностям, проистекающим из университетского образования.
– Что вам известно об истории с домом Уикоффов?
– Только то, что в нем, по слухам, нечисто.
Он обрисовал положение, мне уже известное:
– Почему-то возник слух, что в доме привидения... Видите ли, мистер Норт, непосредственно после войны жизнь в портовой части была гораздо более кипучей, чем сейчас. Гораздо больше яхт и прогулочных судов, пароходы линии «Фолл-Ривер», рыболовство, кое-какой торговый грузооборот. Моряки пьют. Мы подбирали их каждую ночь – без памяти, с безумными глазами, в белой горячке. В таверны на Темза-стрит служащим с Военно-морской учебной базы ходить не разрешалось – слишком много драк. Однажды ночью в восемнадцатом году нам пришлось забрать Билла Оуэнса, матроса торгового флота, двадцати одного года, родившегося и выросшего в Ньюпорте. Он напивался из вечера в вечер и начинал рассказывать всякие ужасы про дом Уикоффов. Мы не могли этого допустить. В камере он вопил и бредил; мы пытались разобраться в его бреде.
Тут шеф заставил нас подождать, пока раскуривал сигару. (В гостиных у миссис Крэнстон не курили.)
– Мистер Уикофф отсутствовал по шесть – восемь месяцев кряду. Он был коллекционер. Чего, миссис Крэнстон, – акульих зубов?
– Ракушек и китайских вещиц, шеф. Он завещал их этому большому музею в Нью-Йорке. – Информация в Ньюпорте никогда не бывает точной – свойство интеллектуального климата.
– Все это время дом находился на попечении дворецкого по фамилии Харланд. Харланд сам набирал слуг.
– Девушек он подбирал в Нью-Йорке, шеф. Я к ним не имела никакого касательства.
– Свет в окнах горел до полуночи. Все казалось в полном порядке. Оуэнса, в ту пору мальчика лет двенадцати, наняли таскать уголь для каминов и выносить помои – на мелкие домашние работы. Я думаю, миссис Крэнстон со мной согласится, что слуги похожи на школьников: им нужна твердая рука. Стоит выйти учителю, как подымается тарарам.
– Боюсь, что в ваших словах есть доля правды, шеф, – сказала миссис Крэнстон, качая головой. – Сколько раз я в этом убеждалась.
– Мистер Уикофф плохо разбирался в людях. Его дворецкий Харланд был сумасшедший дальше некуда... Билл Оуэнс говорил, что его отправляли домой в шесть часов вечера, когда он кончал работу. Но несколько раз он пробирался обратно в дом. Передние комнаты были ярко освещены, но двери и окна столовой завешены фетровыми шторами – толстыми фетровыми шторами. Они не могли устраивать свои шабаши на кухне – нет, куда там! Они были хозяева и желали пользоваться хозяйской столовой. Оуэнс говорил, что прятался в стенных шкафах и подглядывал сквозь щелку в шторах. И видел ужасные вещи. Он рассказывал всем и каждому на Темза-стрит, что видел балы с раздеванием догола и, как он выразился, «с людоедством».
–