Рука непроизвольно потянулась к самому большому перу, точно надеялась приделать на место. Вздохнула, все же отвела руку.
Вокруг непроходимая чаща. Сверху лес был светло-изумрудным, здесь же он почти черный. Длинные стволы в серых проплешинах стремятся в небо, и где-то в вышине трутся об него кронами. Рваные лишайники словно нарочно развешены вперемешку с седыми нитями паутины и напоминают рубище.
Аэлло пнула круглый рогатый шлем, и тот со скрежетом откатился на пару шагов.
В щели забрала мелькнула треугольная головка – медная в желтую полоску, словно причесанная на прямой пробор. Аэлло, с кислым видом изучавшая рванину лишайников, не заметила, что потревожила змею.
А когда что-то острое злобно впилось в щиколотку, было поздно.
– Ай! Зараза!
Ахнула, подпрыгивая, зависла в воздухе, но заметила лишь медный, в желтую крапинку хвост, что масляной молнией скрылся среди стволов.
Надо было в боевую форму обернуться, мстительно подумала Аэлло. Раз уж она теперь пешим ходом, пусть бы поганка все зубы обломала!
– Гадина! – крикнула вдогонку нахалке.
– Сама виновата и сама же на «гэ» ругается! Ай-ай-ай, – раздалось откуда-то сверху, но гарпии стало не до чьих-то нотаций.
Лодыжка принялась пухнуть, наливаясь неприятной тяжестью.
Аэлло запрыгала на одной ноге к толстому стволу, расправив крылья для равновесия. Опустилась на подушку буро-зеленого мха, здоровую ногу подвернула, больную вытянула и принялась разглядывать.
Осторожно коснулась пальцем опухшей лодыжки. Палец прикосновение ощутил, лодыжка – нет. Странное ощущение, как покойника трогать.
Оглушительный треск заставил поднять лицо к небу. Еще недавно было чистым, синим, а сейчас закуталось в махровое покрывало облаков и, обронив первые капли, обрушилось на землю упругим, ледяным потоком.
Аэлло скривилась, словно заболел зуб, и плотнее прижалась к теплому мшистому стволу. Повозилась, ноги согнула и обтянула край платья, укрывая заледеневшие стопы. На ногах сандалики на плоском ходу из полосок кожи, пальцы побелели от холода. Враз потяжелевшие, мокрые крылья расправила над головой, прикрываясь от дождя, и принялась жалеть себя.
Глава 4
Дождь закончился так же внезапно, как и начался, оставив после себя блестящие, умытые доспехи да прелый запах сосны и влажного камня. Лодыжка распухла, ее закололо мелкими иголками, точно отсидела. Дома Аэлло приложила бы синюю водоросль – и отека как ни бывало, но здесь все новое, незнакомое.
– И долго будем себя жалеть? – снова прозвучало сверху, даже как будто над ухом.
Аэлло шуганулась в сторону, воинственно расправив крылья. Но увидев того, кто нарушил важную процедуру саможаления, застыла, наморщив длинный, с горбинкой, нос. Крылья еще пару раз расправила и сложила, поудобней.
На толстой, кряжистой ветке дуба расселся некто, в черном