– Я не могу… я… страшно болит голова.
– Ну-ка, пойдем! – Он склонился и, схватив ее за руку, рывком поднял. – Поговорим у меня!
– Я не хочу… я… нет! – выкрикнула она и с силой высвободила руку. – Я не могу! – закричала она.
На этот раз он разозлился по-настоящему. Не станет он больше играть с ней в кошки-мышки! Только не теперь. И уж точно не нынче вечером. Нет смысла, нет необходимости. Она помнила, о чем просила мать. Глаза отца жгли Грейс, пальцы сжались на ее предплечье еще сильнее.
– Нет, ты можешь – и ты сделаешь это, черт побери! Пойдем ко мне в комнату! Я сказал!
– Папа, пожалуйста… – Голос ее сорвался, она уже всхлипывала, а он продолжал тащить ее силой к себе в спальню. – Пожалуйста… мама!
Грейс уже ощущала стеснение в груди, дыхание становилось хриплым.
– Ты слышала, что говорила мама, когда умирала! – гневно бросил ей в лицо отец. – Ты знаешь, что она велела тебе…
– Ну и что?!
В первый раз за всю свою жизнь Грейс возразила ему! Прежде она лишь хныкала или плакала, но никогда не боролась с ним. Она умоляла, но никогда не спорила. Это было нечто совершенно новое – и это ему не нравилось.
– Мамы теперь здесь нет. – Грейс дрожала с головы до ног, но не отводила взгляда, лихорадочно ища где-то в глубине души то, чего там прежде не было. Сил, мужества, чтобы противостоять отцу.
– Правда, ее больше нет. – Он улыбнулся. – В том-то и дело, Грейс. Нам не нужно больше прятаться – мне и тебе. Мы можем делать что захотим! Теперь начинается наша жизнь… наше время… и никто ни о чем не будет знать…
Он подался к ней, сверкая глазами, но она отступила. Тогда он обхватил ее обеими руками – и одним движением разорвал тонкий розовый нейлон до самого подола, потом сорвал жалкие клочки с ее плеч.
– Ну вот… это уже лучше… не правда ли? Этого нам не нужно больше… нам ничего не нужно… мне нужна только ты, маленькая Грейси… мне надобно лишь мое дитя, которое так меня любит и которое я обожаю…
Говоря это, он расстегивал брюки, и вот уже освободился от них, и от плавок тоже – теперь он стоял перед ней обнаженный.
– Папа… пожалуйста, – прозвучало долгим вздохом, полным горя и стыда. Она опустила голову, чтобы только не смотреть на него, хотя зрелище было ей хорошо знакомо. – Папа, я не могу…
По щекам градом покатились слезы. Он не понимал! Она делала это для нее, потому что та умоляла! Она делала это годами – с тринадцати лет… с тех самых пор, как мать заболела и впервые была прооперирована. А до того он избивал мать, и Грейс слушала ее крики и стоны ночь за ночью, рыдая у себя в спальне. А по утрам мать, не умея скрыть синяки, рассказывала, как упала… или наткнулась на что-то в темноте… как поскользнулась… Но это не было тайной. Все они обо всем знали. Никто не смог бы поверить в то, что Джон Адамс на такое способен, но он был способен и на большее… Он колотил бы и Грейс, но Эллен никогда этого не позволяла. Она просто не сопротивлялась его кулакам, подставляя под удары собственное тело, раз за разом, и лишь велела