…И Саша открыл глаза, как делал это каждый день в своей жизни, озабоченные, проницательные и реальные, тревожащие.
– Что такое, Надин?
– Ничего, ничего, мне послышалось…
– Это мотоцикл, – сказал он. – Вот скотина, расшумелся в такой час! Ладно, ложись. Постарайся уснуть.
Он рассердил ее, но гнев перешел в нежность.
– Я люблю тебя, – сказала она как-то по-детски. – Люблю жизнь, люблю смерть, это странно.
Он повторил словно эхо:
– …Это странно.
Месье Гобфен, которого невнимательные клиенты принимали за портье, выполнял на самом деле гораздо более важные функции. Доверие страдавшего болезнью почек хозяина позволило ему стать своего рода управляющим; большую часть времени он проводил за своим бюро, распределяя почту, развешивая и перевешивая ключи от номеров, исключительно из любви к делу. За всем нужен глаз! Гостиница располагалась в семи минутах ходьбы от площади Анвер, в шести минутах от оживленной улицы Клиньянкур и бульвара Рошешуар, подобно кораблику среди бушующих волн на гербе Лютеции. Не проверите два дня подряд счета из прачечной, и вы поймете, во сколько обходится ваша лень. Забудете зайти на кухню за два часа до начала завтрака – какое расточительство, пройдохи! Сознательное расточительство, положим, 10 %, на это приходится смотреть сквозь пальцы, потому что здесь, в департаменте Сена, каждый должен как-то жить; а еще нужно, чтобы дом приносил доход. Месье Гобфен не любил неоправданного риска. «Не так-то я прост», – говорил он, и в этом можно было не сомневаться.
Всем своим видом месье Гобфен, с длинными, смазанными брильянтином черными волосами на желтом черепе и впалыми щеками, демонстрировал такое снисходительное всезнайство, что мог удостаивать взглядом лишь предметы особо важные. Его карие, бегающие глаза, которые он всегда опускал под чужим взглядом, исподтишка внимательно изучали клиентов, он будто улавливал какой-то свет души в их одежде, покашливании, манере держать ручку, заполнять счет. Свет души – это, пожалуй, слишком литературное выражение, несвойственное месье Гобфену, он сказал бы: «какой-то запах, что ли, а порой и легкое зловоние». Сначала он исследовал живот человека, ибо пищеварение – показатель важный; брюхо педераста не сравнить с брюхом инженера, любителя телок из бара «Смеющаяся луна». Что бы там ни говорили, округлость продувной бестии не сравнить с пузом менялы, тоже бестии, но уважающей закон. Складки одежды, оттенок, цвет, пуговицы, изношенность и т. д. говорят сами за себя. Не бывает такого, чтобы капитан дальнего плавания в штатском носил костюм того же фасона, что шикарный господин, специализирующийся