В феврале объявили день присяги. По случаю праздника солдатам выдали парадную форму, новые сапоги и даже на время чтения текста присяги – настоящий автомат Калашникова.
Два месяца прошло, как он оставил родительский дом, а казалось, что прошла вечность, как он живёт в казарме, где по ночам только и слышны крики старослужащих: «Духи, вешайтесь! Духи, день прошёл! Упал-отжался!»
На присягу приехала мама с младшей сестрой.
– Ярославу не отпустила бабушка. Сказала, что рано ей ещё ездить. И она права. Зато они испекли тебе вкусные пирожки с вишнями. Я сказала, что ты любишь.
– Ещё как люблю, особенно после голодной солдатской пайки. Я тут даже замороженную рябину есть стал.
На втором прикусе от вишнёвой косточки предательски треснул зуб.
– Что ж ты не сказала, что вишня с косточками?
– Видимо одна случайно попала.
Настроение было подпорчено. Зуб вывалился вместе с вишнёвой косточкой. Он не верил в знаки, совпадения и случайности.
Через два месяца Ярослава написала, что он ей противен. Внешне, физически, духовно, что она продала щенка и нашла другого парня. Слёз не было. В соседней роте парень выстрелил себе в рот после письма девушки. Выжил, но остался инвалидом. Ему же надушенное письмо с остатками губной помады показалось девичьей глупостью, как будто наткнулся на глухую стену, в которой нет прохода и обойти нельзя. Через два года в декабре он вернулся из армии. В кителе, расшитом золотой ниткой и красным бархатом, аксельбантами и офицерской фуражке с высокой тульей, со значками «Гвардия» и «Воин-спортсмен» на груди. И первым делом он пошёл к ней домой на улицу имени Марии Лагуновой.
– А Ярослава уехала… – сказала на пороге её бабушка, – в Канаду к маме и просила её не искать и не беспокоить, молодой человек.
Спортрота
Через два месяца службы офицер с оказией привёз меня в Киев и сдал в спортивный клуб армии. Мне предложили тренера, рассказали о режиме тренировок, нарядах, обязательных построениях и отпустили домой. Бритый наголо, одетый в неудобное для меня обмундирование, держа за спиной вещмешок с деревянной биркой, на которой была выжжена моя фамилия, я ехал домой на родном 321-м автобусе.
На следующий день приступил к двухразовым тренировкам и занятиям в медучилище. Оставалось полгода до выпуска. Директор пошёл мне навстречу, разрешив экстерном сдать зимнюю сессию и отработать пропущенные часы. Девчонки поздравляли с возвращением. Жизнь пошла своим чередом.
Еженедельные построения и наряды не тяготили. К новому тренеру я приспособился быстро, и его жёсткая