Вервр стравил сквозь зубы длинный, клокочущий яростью выдох. Отвернулся от жалкой охоты жалких людишек, не умеющих быть хищниками, не понимающих истинного смысла жизни и смерти в лесу. Падальщики. Отребье. Тявкающая стая злобной мелюзги.
Вервр не хотел смотреть туда, где возникла и угасла боль. Но – смотрел. На краю дальней от людской охоты опушки лежали трое. Двое не дышали. Третий еще жил, но уже выбрал свой путь и удалялся, и окликать было поздно, бесполезно…
Худшее произошло и не может быть отменено. Маленький сын вервра-лани увидел, как люди убивают животное, неотличимо похожее на его второй облик. Принял боль и не смог вытерпеть насилия, творимого ради забавы. Шок отождествления себя с жертвой мгновенно выдрал малыша из жизни. Мать осознала, добежала, обняла – и нырнула следом, не думая и не рассуждая. В смерть… А отец ещё жил, по щеке катилась слезинка, губы шептали: «Лоэн»…
Что в мире может быть страшнее кротости? Что может быть беспросветнее неумения рвать врагов?
Взрослый вервр, подлинный высший хищник, снова покосился на людей, решая: прикончить их или не вмешиваться в дело, которому сам он – чужой? Лес заповедный, закон этого мира запрещает присутствие людей здесь, где рождаются и проживают первые годы кроткие вервры-лани. Закон требует: наказать сразу и жестоко, чтоб другим неповадно было.
Только это не его мир и не его закон. Это закон брата. А вот и он сам – законодатель. Услышал шёпот умирающего, явился. Белый дракон ворвался в безоблачное небо из ниоткуда, сразу атаковал. И не осталось от охоты ничего, никого… И пеплом развеялась трофейная добыча.
Вервр-гость отступил на полшага. Он не желал смотреть в глаза брата, заявившего невесть как давно свои права на этот мир. Но как раз теперь брат отделился от дракона и встал у его морды – человеком.
Было важно не смотреть и не приближаться. Он не хотел срываться.
– Ты доигрался, – по-прежнему не глядя на младшего, сказал вервр, который ещё не стал рэкстом. – Вот оно, идеальное общество без хищников и жертв? А ведь я просил начинать подобные игры с себя. Ты у нас в семье что, первая травоядная тварь? Или тебе можно кровушки, а им – нет?
Голос спустился в рычание, дрожью ползущее по траве. Вервр смолк, проглотил ком неразбавленной тугой ярости. Нельзя уродовать покой заповедного леса.
– Я ожидал иного, – шепнул брат, едва имея силы заставить себя смотреть на три трупа вервров-ланей. – Хотел дать им жизнь без страха.
– Ты желал любоваться несравненным собой, о величайший Лоэн, – прошипел вервр.
В один шаг он оказался лицом к лицу с братом. Лапа вскрыла грудину от живота