Она приезжала на дачу каждый день и вечером уезжала в город, чтобы утром следующего дня, потратив два часа на дорогу, приехать снова…
А еще, конечно, нельзя не сказать о растениях, посаженных Егором. Они росли в его парнике, да и на всем участке так, как ни у кого из соседей, словно понимая, как им повезло. К Егору приходили, как только он появлялся у своих парников, не только соседи, а еще и виляющие хвостами соседские собачки. Он им всегда что-нибудь привозил. Уезжая на несколько дней, а то и на месяц, я оставлял Егору свою кошку. Для Луши, естественно, это оборачивалось курортом. Атмосфера книг Габриэля Маркеса – это немного о дачном мире, точнее же, об индивидуальном мире мужа моей сестры. Во всяком случае, тут не обходилось без штрихов какой-то мистики. В садово-огородной империи нашего северо-запада, в жилые пятна которой три сезона из четырех мигрирует множество наших сограждан, превращающихся здесь в существа совсем иные, нежели те, кем были они в городе, мистики вообще хоть отбавляй.
Месяца через три после смерти Егора я стал свидетелем того, как моя сестра вынимает чайные чашки из стиральной машины. Я обомлел. Но оказалось, что машина отключена, и чашки теперь там просто хранились. И ни моя сестра, ни ее сорокалетний сын пользоваться стиральной машиной не умеют.
VIII
Абсолютно вылетело из памяти, в каком месте Замка размещался наш класс, когда мы были на втором курсе. Кажется все же, что было это рядом с так называемым фойе старого клуба, то есть уже в той части Замка, что выходит своими окнами на Фонтанку. Детализация эта, впрочем, совершенно второстепенна…
Крутой поворот в нашей жизни приближался, но мы этого еще не знали, и третий курс наш прошел все еще в Инженерном замке. Наверно, мы уже были… точнее, мы уже стали готовы… еще точнее, уже подошли к сознательному и отчетливому ответу на главный вопрос – ту ли дорогу на всю жизнь выбираем.
Впрочем, от нашего ответа тогда уже мало что зависело.
С пятьдесят четвертого по пятьдесят седьмой год восточная часть Инженерного замка, обращенная к Фонтанке, и южная, фасадная, вместе с растреллиевым конным Петром и аллеей, зовущейся почему-то Кленовой (на самом-то деле, она каштановая), были уже полностью приведены в послевоенный порядок, а кое-что внутри Замка – и в дворцовый блеск. И, может быть, по этой самой причине, а еще по загадочному попустительству командования военно-морских учебных заведений (вмузов) именно с того самого времени Замок становится если и не главным центром, то уж одним из главных танцевально-привлекательных ориентиров для питерских девушек самого разного образа мыслей, не говоря уже о заниженной социальной ответственности. Да и то сказать – в пятьдесят пятом – пятьдесят седьмом, и при этом фактически еженедельно, закатывались тут такие вечера, что, чуть было не сказал, балы… Хотя какие балы? – скорее, самые настоящие сеансы джазового изыска, которые для спокойствия кого-то наверху именовались