Однажды в незыблемом спокойствии нашей жизни произошла небольшая драма, смысл которой открылся мне гораздо позднее и последствия которой я увидела ясно, хотя и не понимала их причины.
А причина была очень простая. Мариус, который еще не был подвластен зову плотских страстей и был слишком недоверчив или слишком благоразумен, чтобы его вовлекли где-то вдали от нас в какую-нибудь недостойную авантюру, вдруг стал беспокойным, рассеянным, возбужденным, даже несколько сумрачным. Он ненавидел Женни, которая ему никогда не льстила, и тем не менее в одно прекрасное утро он сделал попытку установить с ней более дружеские отношения, объявив ей, что она красавица. В ответ на это Женни только пожала плечами. Несколько дней подряд он все повторял ей, что она красавица. Не знаю уж, какой урок она ему дала, но он разозлился на нее и стал резок и дерзок с Фрюмансом. В моем присутствии он позволял себе какие-то странные насмешки над предпочтением, которое Женни якобы оказывала этому фатоватому верзиле-педагогу, которого он, Мариус, совершенно не выносит.
Как-то Мариус явился на урок в охотничьем костюме и с ружьем в руках. Он вручил Фрюмансу свои тетради.
– Будьте любезны поскорее поправить их, – сказал он. – Сегодня я предполагаю отправиться на охоту.
Это была явная демонстрация. Фрюманс ничего не ответил, взял тетрадки, поправил их и вернул ему, сказав с невозмутимым спокойствием:
– Желаю вам удачной охоты, господин Мариус.
– Господин Фрюманс, – возразил Мариус, искавший предлога для ссоры, – меня зовут господин де Валанжи.
– Тогда, – продолжал Фрюманс с кроткой улыбкой, – я желаю удачной охоты господину де Валанжи.
– Благодарю вас, господин Фрюманс. Я ухожу и ставлю вас в известность, что отныне буду заниматься один.
– Это уж как вам будет угодно, – ответил Фрюманс.
– Но, – не унимался Мариус, – так как не принято, чтобы у молодой девицы был наставник, когда у нее уже есть гувернантка, я полагаю, что вы могли бы теперь избавить себя от необходимости сопровождать мою кузину на прогулках; по крайней мере хотя бы тогда, когда ее гувернантка не будет ощущать необходимость в вашем обществе, в каковом случае у меня больше не будет к вам никаких замечаний.
– Вы могли бы избавить себя от необходимости делать и это замечание, – сказал Фрюманс, покраснев. – Я нахожу его безвкусным и бестактным.
– А я нахожу ваше замечание дерзким.
– Но ваше является обидным.
– Вы считаете себя обиженным, господин Фрюманс?
– Да, господин Мариус, и довольно об этом. Прошу вас не продолжать дальше.
– А если я все-таки буду продолжать, что тогда?
– Тогда вы проявите неуважение к дому вашей двоюродной бабушки.
– К дому моей двоюродной бабушки, то есть к ее людям?
– К