Самой заводной в этой компании была пышнотелая, краснощекая толстушка Аня, у которой рот не закрывался ни на минуту. Отчаянно мешая белорусскую и русскую речь, в которой все чаще мелькали и крепкие карельские словечки, она успевала почесать своим языком, как выражался Тойво, все деревья на делянке. Ни мороз, ни вьюга не влияли на ее болтливость. Особенно от колких шуток доставалось Тойво, так как он был самым молодым и видным парнем в бригаде.
– Тойвушка, а откуль ты знаешь, какой топор чей? Ты чаво, их подписываешь, что ли? Или у тебя на каждую бабенку заточка особая?
– Особая, особая, – отвечал Тойво под дружный девичий хохот.
– А чаво в ней особого, мяханик? Ты привораживаешь их, что ли? Ты уж подскажи, а то я, грешным делом, Надюшкин топорик уведу, так ведь потом будешь за мной бегать! А я ведь дивчина озорная – захомутаю, и никаких тебе перкеле-саатана!
– Не бойся, Анютка, все топоры одинаковые, кроме твоего.
– А что же в моем особого?
– Там лезвие пошире, чтобы ты покрепче к нему своим языком на морозе прилипла, может хоть потом помолчишь какое-то время.
– Ой, зря ты, Тойвушка, надеешься! Я ведь с топорами не целуюсь! Сильно захочу, так пойду вон Ваську-тракториста зацелую. Хотя, нет, от него вечно соляркой пахнет. К тебе, милок, приду, если очень заскучаю…
Девушки уже шли на свое рабочее место – к видневшемуся поодаль штабелю вытрелеванной древесины, а Анька все не унималась. Иногда Тойво раздражали ее постоянные шутки, особенно, если они касались Надюшки и его: в бригаде давно стали подмечать, что эта парочка начинает обращать друг на друга все больше внимания. Впрочем, Тойво понимал, что Анины шутки безобидны, а на самом деле она добродушная и веселая девчонка.
Работа кипела. Мороз никак не хотел отпускать, а это значило, что работы у пилостава будет сегодня предостаточно. Цепи и топоры, вгрызаясь в мерзлую древесину, тупятся моментально, и потому, не мешкая, Тойво заготовил впрок свежезаточенный инструмент и сел за резку топорищ. Этим ремеслом он овладел еще в детстве. Топорища у него получались ладные, по-настоящему удобные и практичные. Так карелы делали топорища испокон веков, и Тойво в совершенстве овладел навыками работы с неподатливой, капризной и жесткой березовой древесиной. Он мог выточить топорище, как для колки дров, так и для плотницких работ, а мог сделать произведение искусства, пригодное только для шитья лодок и серьезного, тонкого столярного дела. Таким топором можно было и хлеб нарезать, и побриться.
Ближе к полудню, когда совсем рассвело и дымчатое солнце окрасило лес в обманчивые желто-розовые оттенки, напрасно сулящие уют и тепло, бригада потянулась