Вместо толп и радостных жителей нас встречают руины стен с пустыми бойницами окон, воронки от взрывов и невзорвавшиеся снаряды, встрявшие в свалившиеся обломки и выглядывающие из них длинными, острыми хвостами. Черная пыль пепла от движения тысяч ног взлетает вверх, кружится в воздухе и ложится нам на плечи тяжелыми угрызениями совести, как будто в этом наша вина. Но мы ведь ни в чем не виноваты, мы спасители, мы лишь освобождаем эту землю, избавляя ее от национализма, и это лишь жертвы, вынужденные жертвы, ведь в войне нельзя без этого.
– Здесь гражданских трупов нет, только военные, – тихо проговаривает Артур сам себе под нос. – Их эвакуировали, наверное.
Вглядываюсь в разбитые окна почти не пострадавшего, за исключением сорванной крыши, выбитых стекол и одной разрушенной стены, дома. Посреди пустой комнаты стоит изрезанный и пробитый осколками диван. Как символ давно ушедшего уюта, забранного войной, он выглядывает из темноты и плотной стены остывшего пепла. А ведь раньше здесь кто-то жил, кто-то садился на него, читал, смеялся, спал. Раненый, искалеченный, он продолжает стоять на этом месте, в ожидании, когда же хозяева возвратятся назад, но все тщетно, обшивка вывалилась, доски отпадают, время разрушает все, время и война.
Одни призраки чужого прошлого витают здесь. Тут валяется одежда, там игрушка, а еще немного дальше разбитые осколки тарелок. Все это чужие жизни, чужие вещи и чужие призраки, но тревожат они именно нас.
Развалина за развалиной, кирпич за кирпичом, руина за руиной, мы идем все дальше, дальше и дальше в полном молчании и тревоге.
Я не успеваю ничего понять, как в начале колонны раздается взрыв, вырывающийся из-под плотного покрывала пепла и отбрасывающий в стороны обмякшие тела. Теплая волна сбивает меня с ног, а прямо над моей головой пролетает большой белый кирпич. Кто-то кричит, пытаясь в панике зажать трясущимися руками обрубок оторванной ноги.
– Назад! Отступаем! – громко, стараясь не потерять самообладание, кричит лейтенант Ами, но его голос теряется во всплесках последующих взрывов.
Плашмя, утопая ладонями в пепле, пытаюсь двигаться назад. Грубый ботинок наступает мне на пальцы, а еще несколько ног пробегают прямо по спине, в страхе отступая. Но еще один взрыв, раздавшийся совсем недалеко, валит их с ног, а меня оглушает. Где я? Ничего не слышу. Я, что, оглох? Столбы земли взмывают ввысь в полной тишине, и все разбегаются по сторонам, натыкаясь на новые мины.
Пока я, шатаясь, не понимая, что происходит, пытался встать, опираясь руками на камни, возле меня прокатилась оторванная голова Ореста Валя, того, кто спрашивал у меня, что это за город. Черты его лица стерлись, волос нет, из больших ожогов, появившихся на коже, валит густой пар, воняющий сгоревшими волосами.
– Сюд… – обрывки голосов и криков доносятся до меня, слух постепенно