Поединок соперниц. Симона Вилар

чтобы не отдавать всю себя тому, для кого я буду обязательным, но неприятным дополнением к моему приданому. Поэтому, хоть я и выросла при королевском дворе и люблю мир с его роскошью, страстями и грехами, я знала свою дальнейшую судьбу – однажды я покину все это и стану монахиней. И видит Бог, я не считаю это для себя жертвой. Я ведь очень честолюбивая женщина, сэр, и монаший клобук виделся мне лишь первой ступенью к дальнейшему возвышению. Я расчетлива и знаю, что такой вклад, как доход с моих маноров[23], моя нормандская кровь и мое знакомство и дружба с Матильдой Английской – хорошее подспорье, чтобы однажды стать аббатисой. А аббатисой я хотела стать всегда. Ведь это единственная возможная карьера для женщины благородного происхождения. Аббатиса по силе и могуществу – это тот же лорд-землевладелец. Она управляет землями, поместьями, деревнями, рыцарями; она по своему усмотрению взимает арендную плату и заключает торговые сделки, судит своих подданных и отдает приказы. Она имеет неограниченную власть, живет в богатстве и никому, кроме епископа, не подчиняется.

      – А как же мысли о божественном? – иронично спросил я.

      Риган серьезно поглядела на меня.

      – Если я смогу править и делать добро людям – это ли не наивысшее служение Господу здесь, на земле?

      Да, она была права в выборе своей стези. А не прав был я, когда подозревал в ней расчет заменить мной Этельстана. Она мудрая женщина и понимает, что если брак и сделка, то скорее для мужчины, который ищет в супружестве удобства и выгоды. Женщине же в семье нужны любовь и нежность. А Риган уже получила это, живя с моим братом.

      Я встал и подбросил дров в очаг.

      – У меня есть к тебе просьба, сестрица, – я впервые назвал ее так, и она улыбнулась.

      Я обеими руками откинул за плечи свои отросшие волосы – они выгорели едва не до белизны и уже покрывали лопатки.

      – Я не могу являться перед знатью с рескриптом о моем назначении шерифом, продолжая носить эту гриву крестоносца. Окажи мне любезность – остриги ее.

      Только очень близкой женщине мужчина мог позволить остричь себе волосы. И Риган смутилась.

      – Ты сакс, а они не стригутся по-нормандски. Многие из твоих соплеменников не одобрят этого.

      Я пожал плечами.

      – Я не сакс и не норманн, я – англичанин, ибо сам себя считаю таковым. Все, чего я хочу, – чтобы саксы и норманны уважали друг друга, живя в мире.

      – Дай-то Бог, – вздохнула Риган, вставая.

      Она сходила за ножницами, велела подсесть поближе к огню и накинула мне холстину на плечи. У нее были нежные руки, а ножницы слегка щекотали мне волосы, и я поеживался и смеялся, когда они касались затылка. Риган тоже смеялась. Воистину брат с сестрой – ничего не скажешь.

      Покончив со стрижкой, славная женщина принесла мне бадейку с водой, чтобы я мог поглядеть на свое отражение. И когда вода в бадье успокоилась, я смог разглядеть себя.

      – Клянусь могилой Святого Петра – я помолодел лет на десять.

      Я видел в воде смуглое удлиненное лицо, какое и узнавал, и не узнавал. Лишь