Однажды после закрытия библиотеки я вышла из корпуса и пошла по направлению к общежитию. Было это в начале марта; днем подтаяло, а к вечеру ударил мороз, и все дорожки заледенели. Опасаясь упасть, я шла осторожно, размахивая руками, как балластом. Чтобы поддерживать себя в вертикальном положении, мне требовалось полная концентрация, но, свернув за угол, я, как зверь, кожей почувствовала опасность. Не поворачивая головы, только скосив глаза, я заметила, как от стены отделяется зловещая тень.
В минуту опасности кошка поднимает хвост и истошно вопит. Человек не хвостатая четвероногая тварь, и должен адекватно реагировать. И все же от испуга я завизжала как тысяча драных кошек. Визжала я так, что сама чуть не оглохла.
– Ты что, ополоумела?! – Тень, превратившись в Фарида, схватила меня за руку. – Это же я… Почти ночь уже… Вот и решил встретить.
В сердцах я стряхнула с себя его руку, и тут же, потеряв равновесие, упала, как подкошенная, ударившись локтем об лед. Словно электрическим током пробило меня насквозь. Я взвыла от боли. Фарид наклонился надо мной, взял за подмышки и одним рывком поставил на ноги.
– Осторожно, моя куколка, – сказал он самодовольно и коснулся моих прохладных щек своими мерзкими мокрыми губами.
И тут я как с цепи сорвалась. Все накопившееся раздражение от его назойливых ухаживаний рванулось лавиной, стремясь поглотить, раздавить, уничтожить.
– Ненавижу, – кричала я, – ненавижу!!! Отстань, не трогай меня! Ты мне омерзителен! Омерзителен!!! Ненавижу! Ненавижу!
Фарид схватил мои руки, в глазах – растерянность.
– Почему ты так?.. Ты же сказала, привыкнешь. Что нравлюсь тебе.
– Может, и нравился – пока не лез. Отстань! – Я брезгливо тряхнула руками, словно сбрасывая с себя жирную гусеницу.
Фарид отпустил мои руки. И друг я услышала жалобный, тонкий всхлип. Я подняла глаза – в лице ни кровинки, слезы горошинами так и катятся из его испуганных глаз. Я уже привыкла к темноте и видела, как две мокрые дорожки образовались на его щеках. Он плакал! Как обиженный сопливый ребенок.
– Ты это чего? Ты чего? – растерялась я. – Прекрати немедленно! Ты что, очумел?
Фарид еще раз всхлипнул и вытер кулаком нос. Потом прохрипел.
– Я умру без тебя.
Господи, как мне стало его жалко! Но в тоже время я понимала, что если сейчас поддамся на сантименты, то никогда не отделаюсь от него. Жалость, как трясина засасывает, не оставляя места другим чувствам. Так когда-то говорил Витя.
– Не держи меня за дуру. Не проймешь меня своей мокротой, – намеренно жестко сказала я и, пошарив в сумке, протянула Фариду свой носовой платок. – Вытрись.
Фарид машинально взял мой платок, вытер лицо, высморкался и хотел было отдать обратно, но, смутившись, скомкал в кулаке