«Да бедняки просто не иметь средств купить ткань! Можно, конечно, и мешок из-под соломы надеть. (Дарина показала на себе, сделала несколько движений руками вокруг головы) Но это ж только кожу с лица драть! (Рассмеялась.) Кроме того, скажи, в такой шикарный накидка разве удобно делать какой-нибудь тяжелый черный работа?»
Тати прохаживалась взад-вперед по аллее. Торговец мороженым обмахивался веером. Наряд на нём был попроще, чем на отцах с колясками, из хлопка, а не из шелка, без вышивок, пайеток и бисера.
Над урной неподалеку суетилась плохо одетая девочка лет шести: сначала она извлекла оттуда пластиковый стаканчик и допила его содержимое, затем что-то бросила в урну и убежала. Несколько минут спустя Тати заметила, что урна дымится.
«Что за бесовщина…» – подумала она, – направляясь к мороженщику за объяснениями.
– Извините, – произнесла она медленно, смакуя хармандонское слово, – вы разве не видите, что это ребенок злонамеренно поджигает мусор? Почему его не прогоняют? Здесь хоть кто-нибудь следит за порядком?
– Это Лиль. – Сказал мороженщик, сияя взглядом в окошечке белой хлопковой накидки.
Тати в этот момент подумала, что все хармандонские юноши в своем национальном одеянии кажутся такими лакомыми потому лишь, что у них у всех большие темные глаза в воланах пышных ресниц. А больше ничего и не видно.
– Лиль так зарабатывает деньги, – продолжал мороженщик, – И заодно помогает нам. Мы торгуем водой и льдом. Богатые покупают больше воды, чтобы тушить урны, за каждый купленный стакан Лиль получает пять хармандонских тайр.
Тати досадливо поморщилась, ей стало обидно, что она попалась на примитивную удочку местных торгашей. «Впрочем, это же Хармандон. Край бессовестных спекулянтов и базарных воришек. Что тут удивляться?..»
Тати не успела додумать свою ставшую уже привычной мысль о «диких нравах этой страны» – в конце аллеи появился Кузьма – «вдвоём с Принцем» означало, разумеется, всего лишь отсутствие брюнеток: трое телохранительниц с сосредоточенно-непроницаемыми лицами по-прежнему сопровождали его. Они были в простой одежде и шли чуть поодаль, иногда разделяясь, чтобы своим присутствием не нарушать спокойствия вверенного им юного господина и не слишком бросаться в глаза посторонним. Намётанный глаз Тати сразу выделил их среди отдыхающей публики – если от внимания обывателя и могли ускользнуть точные соразмеренные движения этих женщин и их внутренняя пружинная собранность, обусловленная готовностью действовать в любую секунду, то военному человеку всё это было очевидно.
«Ничего себе, – подумала Тати почти презрительно, – сразу трое, у Леди Президента едва ли больше охраны… И как к нему подойти-то?»
Но Кузьма подошёл сам.
– Добрый день, – тёмное пламя его больших глаз разгоралось, точно в камине, в отделанной тончайшим кружевом