Шли втроём. Впереди Шелдон, далее я, замыкал Трумэн. Только услышав свист летящего снаряда, бежали до укрытия, будь-то каменная изгородь или же воронка от авиабомбы.
Шелдон показался весельчаком. Улыбался, напевал себе под нос незнакомую мне мелодию. На вид лет сорок, с бородой. Ростом на голову выше меня. Очень часто курил. Старался заботиться о подчинённых. Кого бы мы ни встретили по дороге из солдат – всех пытался приободрить. Форма у него была грязная, пыльная и с дырками. Только потом заметил, что у него не было безымянного пальца на правой руке. Как он мне признался, в детстве случайно отрубил его себе топором, а я уже начал выдумывать про себя, что он героически вытаскивал из-под огня сослуживцев, тогда и потерял свой палец. И быть может, получи ранение серьёзней, то вручили бы пурпурное сердце. В любом случае, выйдя из штаба, он не выглядел таким скомканным и растерянным, как там. Ещё пять минут назад я не мог представить, что такой человек, как он, способен командовать солдатами. Ведь мог же взять инициативу в свои руки, вызвать авиацию. Но до этого пытался остановить наступающих «республиканцев» своими силами. По выражению лица Трумэна, мне показалось, что он не совсем доволен своим подчинённым, но не мог его сместить, потому что лучших вариантов у него и не было. Да и откуда им взяться в этом бедламе… Думаю, сейчас каждый более, менее толковый командир нужен им, как свежий воздух. Тем более такой, как Шелдон, может и скрывающий свою озабоченность проблемами на фронте, но, тем не менее, не подававший виду простым бойцам, наоборот, поднимавший их боевой дух насколько было возможно.
Они, кстати, выглядели удручающе. Весь путь до линии соприкосновения мы видели забитых испуганных молодых ребят, которым вся эта война была в принципе и не нужна, наверно. Так за них решила судьба, политики, не сумевшие договориться. Могло же появиться какое-либо движение неприсоединения, сохранявшее нейтралитет, а может и сражающееся на два фронта. Почему бы и нет. Вот и сидели бы сейчас дома, играли в шутеры на компьютере, а не гнили в окопах, как крысы.
Мои выводы были преждевременны. На передовой сидели, может грязные и неотёсанные, но крепкие бойцы. Почти все старше двадцати пяти. Отличал их от тех зелёных тыловиков огонёк в глазах. Они хотели сражаться, не желали отступать. Стояли крепко, как сталь, не давая противнику надежды на лёгкую победу.
Оказавшись на передовой, мы сразу попали под обстрел. По нашу сторону отстрелялся вражеский пулемётчик. Это наверняка был пятидесятый калибр, так лихо он расправился с рощицей невысоких молодых деревьев, росших неподалёку. В кино вам такого не покажут. Пятидесятый калибр наносит страшные ранения, способен оторвать конечность, оставить дырку в животе диаметром с футбольный мяч навылет. Жуткая машина, да ещё и палившая по нам трассерами.
Я поспешил спрятаться за ближайшим попавшимся мне на глаза укрытием. Увидев, Трумэн рассмеялся и приказал миномётному расчёту подавить огневую точку, потом встал в полный