– Я хочу умереть… Ролло, кому ты меня отдал?..
Она еле доползла до двери и, прикрыв ее, припала к ней, застыла. Она не смогла откинуться на спину, так как вся ее спина, ягодицы и ноги были изранены. Но вдруг она ощутила страх за свое дитя, ощупала себя. Кажется, грек не уничтожил зарождающуюся в ней жизнь. Но даже это не приободрило ее. Что ее ждет? Что еще с ней сделает это чудовище? Она полностью в его власти, она беззащитна перед ним, она отдана ему.
Эмма застыла, оцепенела, боясь пошевелиться. Душа ее беззвучно кричала, взывая к Деве Марии, но Эмма не была уверена, что небо внемлет ей. Все отвернулись от нее – даже небеса. Когда это произошло? Она уже не могла вспомнить. Ведь были же в ее жизни радость, пение, смех. Но уже давно ей стало казаться, что она провалилась в бездну. Она боролась, она противилась своему падению. И вот она оказалась на самом дне. И теперь ей надо научиться существовать в этом аду.
Однако при одной мысли об этом она вздрогнула и выпрямилась. И тут же застонала. Нет, ей нужно что-то делать. Ради того, чтобы не оставаться беспомощной игрушкой в руках Леонтия, которую он выбросит, когда сломает и изорвет в клочья. Нет, она должна выстоять – хотя бы ради ребенка, что зреет в ее теле. Ведь если она не потеряла ребенка после сегодняшнего кошмара – значит, ей еще что-то осталось. И ради этого стоит бороться. Но как? Что она может предпринять?
Она застонала, переменив позу. Тело казалось сплошной раной. Когда-то она уже пережила подобное унижение. И смогла выжить, смогла многого добиться в жизни. Что ж, придется опять начинать все сначала.
Думать ни о чем не хотелось, хотелось расслабиться, замереть, уснуть… навечно. Взрыв смеха внизу заставил ее сжаться. Солдаты хохотали, слышался веселый голос Леонтия. Эмма вздрогнула от ужаса и омерзения. Впервые в жизни она ненавидела свое тело, свою красоту. Красота стала лишь лакомой приманкой для хищников, она не дает ни уверенности в себе, ни защиты. Красота оказалась иллюзорным доводом; она не расположила к ней тех, кто должен был бы защитить ее – слабую, нежную: Ролло, августейшая родня, супруг… Нет, Эмма больше не станет рассчитывать на мужчин, она будет полагаться только на себя…
Итак… Возможно, ей стоит сказать Леонтию, что она понесла ребенка от его герцога. Но остановит ли его это? Ведь Ренье полностью позволил ему распоряжаться ею. Внезапно ее охватил приступ ненависти к мужу: как он смеет так поступать с собственной женой, с женщиной, оберегать и заботиться о которой он поклялся перед алтарем?! Но тут она вдруг припомнила, как ей рассказывали, что и с первой супругой Ренье обходился не по божеским законам, и даже собственный сын восстал против отца, мстя за мать. Эмма лихорадочно соображала, что если мятеж Гизельберта основывался на том, что в старой Лотарингии многие феодалы не желали власти старого Ренье, то когда она доберется к кому-нибудь из них и откроет, как поступает с собственной супругой их герцог, может, она найдет защиту в лице какого-нибудь могущественного сеньора? Слабая