– На Филиппины? – спросил Артек.
– Будто неизвестно, что это была за страна до нашего прихода, – Чжан не к Артеку обращался, но через него, к аудитории, заключающей в себе его мир. – Прогнившая власть, устроившая охоту за неугодными, объявляя их эдакими недочеловеками, убить которых благо, карма очистится. Бойцы НОАК пришли, чтоб освободить народ из-под гнета тирана, высвободить наших людей, попавших в плен. Разве НОАК не встречали как освободителей? Вы оба должны помнить эти кадры.
Он сам запутался, какой версии надлежит придерживаться. Не то спасения порабощенного народа, не то гуманизма, неведомого прежде китайской нации, даже, в отношении своих.
– Я помню. Как и то, что вы два месяца брали столицу, – Чжан недовольно нахмурился, но ответил.
– А что поделать, если власть не хотела идти на переговоры, уступать законным требованиям? Нет, мы верно поступили. И не сделали ничего лишнего. Через пять лет, как и было обещано, наши бойцы уйдут с Филиппин.
– Оставив там базу.
– Это соглашение, на котором настаивали…. Я не понимаю. Когда тоже самое делали США, вы почему-то не возмущались…
– Мы солдаты, нам не положено. Но народ, да возмущался, – Чжан, вздохнув, глянул на Артека.
– Не больно-то охотно, как я помню. Вы будто до сих пор с придыханием смотрите на агонию бывшей сверхдержавы. Будто она для вас что-то еще значит. А не мы, ее победители. Ведь кто верил, – заражаясь от самого себя, продолжил генерал-майор, – кто мог представить еще в конце десятых, что Китай, поднявшись до уровня Штатов, сможет сменить их на посту лидера? Кто мог представить, что их Тихоокеанский флот ляжет за полдня под ударами наших войск в битве за Тайвань? Кто вообще мог предположить, что такая великая страна, да еще возглавляющая коалицию держав, вдруг позорно бежит с поля боя, зализывать раны. Только мы – в то время. Мы верили в себя, мы боролись за себя и мы победили. Теперь весь мир смотрит на нас, – он кивнул себе. – Смотрит и учится у нового лидера новым, давно забытым вещам. Приезжает, дивится…
– Ничему он не учится. Никто не приезжает.
– У нас туристов в одном Пекине пять миллионов в год, – зачем-то стал возражать генерал-майор.
– А сколько из них внутренние? Все одно, до Парижа или Рима вам как до Луны. Европа, как бы вы ни противились самой мысли о ее доминанте, по-прежнему в умах цивилизации, именно как центр притяжения. Неважно, каковы ее дела сейчас, от этого ничего не поменялось. Вы просто попытались силой взять то, что вам никогда не принадлежало, сыграть в благодетеля, как слон в посудной лавке, навязать свои ценности. А они только ваши, ничьи больше. Вы ведь сами