– Вы ведь не станете закрывать дверь, не станете? – сказала она. – Агнес никогда не закрывала. Когда вас не было, Маргарет сидела тут на стуле, и мне это не понравилось. Я все боялась, что засну и во сне начну ее звать. Маргарет, когда дотрагивается, то щиплется. У вас, Сьюзен, тоже сильные руки, как у нее, только они у вас нежные.
Говоря так, она протянула руку и положила ее на мою – и я вздрогнула, почувствовав лайку на своей коже: оказалось, она успела сменить шелковые перчатки на белые. Потом она убрала руки под одеяло, я пригладила его сверху и спросила:
– Теперь все, мисс?
– Да, Сьюзен, – ответила она.
И повернула голову: ей не понравилось, что волосы попали под шею и щекочут ее: она откинула их назад, и длинные, как веревки, пряди зазмеились по подушке.
Когда я уносила свечу, ее словно волной накрыла темнота. Тусклый ночник хоть и горел, но толку от него было мало.
Дверь в свою комнату я оставила приоткрытой, и она подняла голову.
– Чуть пошире, – тихо попросила она, и я еще чуть-чуть приоткрыла дверь.
Потом провела ладонями по лицу. Итак, я в «Терновнике» всего лишь день, но каким же он оказался долгим! Руки мои ныли от тугих шнурков. Даже закрыв глаза, я видела крючки и петли. И сама разделась почти машинально – так намаялась с ее одежками.
В конце концов я села и задула свечу – и тут же услышала, как она шевельнулась. В доме стояла мертвая тишина: слышно было, как она приподнимает голову над подушкой, как ворочается в постели. Потом достает ключ, вставляет его в маленькую деревянную шкатулку. Когда щелкнул замочек, я встала. Я подумала: «Ну ладно, ты не умеешь вести себя тихо, но я-то умею. Я могу быть невидимкой, хотя ни ты, ни твой дядя об этом не подозревают». И, подкравшись к двери, заглянула в соседнюю комнату. Она сидела на кровати, держа на ладони портрет прекрасной дамы – своей матери. Мне было видно, как она подносит портрет к губам, целует и что-то тихо и печально бормочет, обращаясь к умершей. Потом со вздохом кладет медальон на место. Ключ от шкатулки она хранила в книге, что лежала на столике рядом с кроватью. Там-то я как раз и не догадалась поискать. Она закрыла шкатулку и бережно поставила ее на стол, провела по ней рукой, потом еще раз – потом юркнула за занавеси и затихла.
Я слишком умаялась за день, чтобы и дальше следить за ней. И пошла спать. В комнате моей темно – хоть глаз выколи. Я нашарила одеяло и простыню, кое-как натянула их на себя. И свернулась калачиком, холодная как лягушка, на узком ложе, на каком и положено спать всякой горничной.
…Не знаю, долго ли я спала. Не знаю, что за звук разбудил меня, только был он ужасен. Минуты две я сидела, тараща глаза, и все не могла понять, проснулась я или нет, до