Она приходила туда и садилась – целый час могла просидеть, уставившись в одну точку. Ножницы ей, как оказалось, были нужны не для того, чтобы срезать цветы, а чтобы подравнивать траву вокруг плиты, а то место, где медными буквами было выложено имя ее матери, она дочиста протирала носовым платком.
Она терла и терла, до дрожи в руках, до испарины. Она не разрешала мне помогать. В самый первый день, когда я вызвалась помочь, она сказала:
– Это дочерний долг – следить за могилой матери. Прогуляйтесь пока и не смотрите за мной.
Ну что ж, я пошла бродить меж могил. Земля здесь была твердая, как железо, и звенела под ботинком. Я шагала и думала о собственной матери. У нее-то могилы нет, убийцам могил не положено. Их тела бросают в ров с негашеной известью.
Вы когда-нибудь сыпали солью на слизняка? Джон Врум так делал, и не раз, и давился от смеха, глядя, как слизняк пузырится. Как-то он сказал мне:
– Твоя мать так же пузырилась, и десять человек умерли от вони.
Больше он так не говорил. Потому что я взяла в кухне ножницы и приставила к его горлу. И сказала:
– Дурная кровь передается по наследству. Видишь?
У него стало такое лицо – вы бы видели!
Я подумала: какое лицо будет у Мод, если сказать ей, что за кровь течет в моих жилах?..
Но она не спросила. Только сидела, глядела на имя матери, высеченное в камне, а я тем временем топталась меж могил. В конце концов она вздохнула, огляделась по сторонам, провела рукой по глазам и надела капюшон.
– Какая здесь тоска! – сказала она. – Пойдемте-ка дальше.
И вывела меня из хоровода тисов – мы пошли назад, по дорожке, обсаженной кустарником, и, миновав опушку и домик-ледник, дошли до конца парка.
Далее, если пройти по тропинке вдоль стены, вы упирались в калитку. У Мод был ключ от нее. Выйдя за калитку, вы оказывались на берегу реки. Из дома реки не было видно. Здесь, у старой полусгнившей пристани, лежала вверх дном плоскодонка, на ней можно было посидеть. Речка была неширокая, вода мутная, течение едва заметно, зато рыба клевала превосходно. Весь берег покрывали камышовые заросли, высокие и густые.
У их кромки Мод замедлила шаг и боязливо поглядела туда, где мрачные кущи смыкались с водой. Наверное, опасалась змей. Потом вдруг вырвала из земли тростинку, сломала ее и села, прижимая к пухлым губам трубочку.
Я присела рядом с ней. День был безветренный, но холодный, и такая стояла тишина – ушам больно. Воздух был чист и прозрачен.
– Симпатичная речушка, – сказала я, просто так, из вежливости.
Мимо проплывала