В то время как люгер уходил все дальше в море, над стоявшим на отшибе домом взметнулись языки пламени, и через пару часов от него осталось лишь пепелище. Никто и не думал тушить пожар. Достойные жители городка, высыпав из своих хижин, с видимым облегчением наблюдали, как полыхает таинственный дом, о котором ходили самые мрачные слухи.
В пяти-шести лье от берега люгер поравнялся с крепким бригом, лавировавшим неподалеку. Оба судна обменялись сигналами и двинулись дальше вместе. Они шли в паре, как два мателота.
Вечером граф спустился к себе в каюту, куда перед тем распорядился перенести принца де Монлора и куда же поместил его брата, маркиза де Ларош-Талье, которого пронзил шпагой в грудь. Они провели в закрытой каюте всю ночь. О чем они говорили – об этом никто никогда не узнал. Когда же на рассвете граф снова поднялся на палубу, лицо его казалось мрачнее тучи и бледнее обычного.
В три часа пополудни оба корабля убрали паруса и легли в дрейф на расстоянии пистолетного выстрела друг от друга: море было довольно спокойным, ветер – благоприятным, и сообщаться не представляло никакого труда. От брига отвалило несколько шлюпок – они направились прямиком к люгеру и через десяток-другой гребков подошли к его борту.
Пленников, до сих пор содержавшихся в трюме, выгнали на палубу и велели спускаться в шлюпки. Вскоре три шлюпки повернули обратно к бригу; плененных было двадцать пять человек.
Последняя шлюпка все еще ожидала возле борта люгера; граф спустился в нее следом за маркизом де Ларош-Талье – его пришлось опускать в кресле на буксирном конце, заведенном за нок одного из реев грот-мачты. Тяжелораненый маркиз, не сознававший того, что происходит, и не заметил, как его пересадили с судна в лодку.
Граф пробыл на борту брига, совещаясь с его капитаном, до захода солнца, после чего вернулся на люгер. Вслед за тем на обоих кораблях перебрасопили паруса, и, покуда люгер ложился на курс точно по ветру на Гибралтарский пролив, бриг, поставив брамсели и раздернув рифы, крутым бакштагом двинулся дальше в открытое море. Спустя два часа с палубы люгера уже можно было различить лишь верхушки его мачт, а вскоре и они скрылись из вида.
Оставшуюся часть перехода, длившуюся еще восемнадцать дней, граф ни разу не повидался с принцем де Монлором, предоставив свою каюту в его полное распоряжение. Однако ж дверь в капитанскую каюту денно и нощно сторожили часовые, чтобы предостеречь молодого человека от малейшей попытки… нет, не бежать, потому как это было невозможно, а свести счеты с жизнью в приступе гнева или отчаяния.
На восемнадцатый день плавания, на рассвете впередсмотрящий заметил прямо по курсу длинную синеватую полосу: то была земля!
Скоро земля была уже различима со всеми ее изломами: люгер находился у африканских берегов – в виду мыса Кап-Блан. Граф распорядился убавить паруса, держась при этом строго по ветру, и люгер двинулся дальше переменными галсами вдоль берега, примерно в трех лье от него.
Не