1996 г.
* * *
Я тебя, олигарх, не убил, потому что
было весело вам, но и нам ведь не скучно:
о картошке забота была и о луке,
надо было семью приготовить к разлуке.
Я тебя не убил в этот час потому,
что девчушка в пруду закричала: "Тону!"
В час другой потому я тебя не убил,
что добрейшей душе на лекарства бомбил.
То спешил я туда, то стремился сюда,
а убить, мне казалось, успею всегда…
Чтоб тебя, олигарх, среди прочих найти,
сколько ж славных убийц встретил я по пути!
Не умевших стрелять, отравлять и душить,
но умевших друг друга любить от души!..
Я тебя не убил и уж вряд ли убью -
ибо ты, не в пример вон тому воробью, -
не замерз, а дрожишь – за навар, за товар,
потому что всего лишь – дрожащая тварь.
И за то я тебя расхотел убивать,
что за всякую тать где-то молится мать.
И за то, что, бросая страну на распил,
ты меня – вот такого – во мне не убил.
ПЕСНЬ МОСКОВСКОГО БОМЖА
Давайте, господа, любезничать не будем.
Я праздника хотел и пел по вашим нотам.
И, зная, что умру, как праздник среди буден,
я умер, господа, товарищи и кто там?
Вы можете вполне законно и пристойно
списать меня в расход и с площади жилой
и подыскать барак, и обозначить стойло…
Не надо только врать, что я еще живой.
Что ради долгих лет – на завтрак и к обеду
мне соков припасли, а не сивушной жижи.
Не надо только врать, что верю я в победу
реформ и прочих форм над содержаньем жизни.
Где ничего свежей не ждет нас, чем могила,
где пусто на душе, когда набито тело,
где Бог всего один и сто чертей на рыло, -
я умер оттого, что жизнь осточертела.
Я умер. Обо мне и хорошо – не надо.
Заткнитесь, господа, и слушайте сюда:
есть хата у меня, что в самом центре ада,
и никакой родни… Спешите, господа!
ГОРИМ… (2010 г.)
Ну вот тебе и твой экстрим -
горим, любимая, горим!
Горим не сразу – понемногу.
Чем дальше в лес, тем ближе к Богу.
Все что горит – неповторимо.
Горит течение Гольфстрима.
И Третий Рим неповторим,
и Мир Единственный. Горим.
И солнце, словно маргарин,
на небе плавится. Горим.
И – словно траурный излишек -
не гаснут свечки нефтевышек.
Сгорю и я, лишь пепла горка
возникнет – жалко и прогоркло.
Сгоришь и ты, моя родная,
над горкой этою рыдая.
Сгорит сосед с соседкой Клавой,
сгорит Звезда, Орел двуглавый…
О, нет – двуглавый не сгорит.
Он улетит на остров Крит.
Иль в голубятне олигарха
пересидит, слезясь и харкая.
Потом, когда сгорит до тла
сосна, береза и ветла,
он воспарит над пепелищем,
где