Матвей сощурился, но не решился возразить. Хотя обычно с мужчинами он не церемонился – что-то в облике Борецкого растрогало его.
Вскоре Михаил распрощался и, не глядя на Веру, ушел. Долго до дома он брел пешком, сам не зная, зачем ему туда возвращаться.
Когда он вернулся, минуя слуг, которых не желал видеть, в гостиной сидела она. Увидев мужа, она не улыбнулась, но начала что-то тараторить. Михаил слушал, не находя в себе сил даже подняться к себе. Все вдруг стало ему безразлично. Какой толк был, уйдет он сейчас или останется? Все ведь кончено… Жизнь уже не будет прежней.
– Ну вот, а ей и говорю: «Зачем брать сатин, если за шелк переплата такая маленькая?» Представляешь? – Татьяна засмеялась, показывая мелкие зубы, блестящие от слюны.
– Замолчи, бога ради! – повысил голос Михаил и вскочил с места, не в силах смотреть на ее растерянное и вслед за этим негодующее лицо.
Ради этого он потерял Веру, так ее по-настоящему и не приобретя. Наверное, мог бы, почему нет? Чтобы гнить здесь, где ему так скучно и душно. С женщиной, несущей околесицу, от которой у него сводит зубы. Абсурд, мелочность и убийственная необратимость жизни, а главное – его собственное бессилие – доводили до бешенства. Мог ли он? Хватило ли у него смелости и кончилось бы это чем-нибудь? Кто знает, ведь он так и не попробовал… Реальность предательски дала о себе знать исчезновением чистой гармонии Веры, ее мягкого взгляда и понимающих реплик. История, древняя как осколки Вавилонской башни, но от этого не становящаяся для него менее уникальной и болезненной. Пережитое самим человеком не может быть для него обыденно.
Так он смотрел на Веру в тот вечер, а она не знала, что он последний… Тихое свое очарование, которое она сама не понимала, она оставляла после себя как другие за неимением прочего оставляют частицы пудры или молекулы духов. Будет ли хоть кто-то еще смотреть на нее с такой же нежностью? Да и не было ли ей все равно? Михаил хотел унести с собой воспоминания, чтобы затем, в тишине одиночества, смаковать их, давать им обрасти новыми деталями. И испытывая от этого даже странное удовлетворение. Бич выкошенного поколения последних русских дворян, уступившего свои лавры молодым и напористым разночинцам и интеллигентам, избравшим иной путь.
17
– Даже если народ не одобряет политику своей страны, в большей или меньшей степени он пропитывается идеями, которые ежедневно ему вдалбливают. Православие и впрямь очень похоже на ислам. Та же несвобода. Религия – лишь служение интересам узкого круга людей, которые направляют и соблюдают свою выгоду. Вот почему до европейского просвещения не гремели имена наших великих земляков. Это камень преткновения славянофилов, но они предпочитают обходить его, а если что, ссылаются на Андрея Рублева. Великое достижение, нечего сказать! Один сомнительный гений за несколько столетий.
– Ты правда так любишь Европу? – спросила Вера с обидой.
– Проблема в том, что ее любят все русские, даже те, кто ратует якобы за славянофильство, потому что ежедневно