– Чудеса-а-а! – протянул я шёпотом.
– О чудесах мы поговорим потом, сейчас пиши!
– Что?! Что писать? – вновь мысленно спросил я Их.
– Пиши всё, что приходит на мысль.
– Мысль одна, – сновидение.
– Вот и пиши о своих видениях во сне!
Я раскрыл папку, вынул из неё бумажный лист, взял в руку авторучку и, старательно выводя каждую букву, крупно написал «Голоса». А дальше тупик! В голове мешанина сна и одно жирное слово в застывшем на листе взгляде!
– О чём задумался? – вероятно, увидев мой упёршийся в бумагу взгляд, проговорили они.
– Ни одной мысли! – ответил я. – И зачем только решил войти в священный для каждого настоящего литератора храм.
– Вошёл, иди! И не сворачивай с пути!
– Не выйдет из меня ничего путёвого.
– Очевидно, без нашей помощи тебе не обойтись, – ответили Они, и тотчас розовый туман скрыл от меня пространство комнаты.
Аашуа
Я стоял в окружении красных маков, разлившихся по бескрайнему полю до самого горизонта, и не желал верить в моё немыслимое перемещение в пространстве. Когда же факт свершившегося явления дошёл до моего сознания, мне стало не по себе, но особенно дурно сделалось от предположения, что видимый мною мир, возможно не мой. От этой жуткой мысли жалобный стон вырвался из моей груди, голова закружилась, ноги ослабли, и тело повалилось в густую траву. Моё сознание помутилось и впало в туманную область.
Как долго продолжалось отрешение сознания от мира действительности – не берусь сказать, но по возвращении его в реальность, я полностью осознал явь и вновь застонал, впиваясь руками в голову.
Очевидно, сознание неоднократно покидало меня, так как после последнего умопомрачения я увидел на измочаленной траве капли крови.
Спустя минуту я пришёл к выводу, что Они не друзья, а враги, сознательно ввергшие меня в неведомую и возможно враждебную среду, в результате чего даже трава и маки пострадали от моих действий, пусть даже и неумышленных. Но как бы то ни было, будучи в состоянии беспамятства, я, очевидно, пытался добраться до врагов, но, не имея такой возможности, непреднамеренно изливал свою злость на растительности. Стегая траву руками, ломая стебли маков, впиваясь ногтями в землю, я естественно ранил рук, из которых всё ещё сочилась моя алая кровь.
После столь нерадостного созерцания рук и полного осознания действительности мной овладела злость, как к окружающей растительности, так и к злыдням засевшим в моей голове, но, всё же, приподнявшись с травы, я не стал вымещать на маках свою ярость (до врагов я не мог добраться), а охватил голову руками и в бессилии что-либо изменить запричитал:
– Да… что же это такое! Что же это такое! Что? Куда вы занесли меня, ироды проклятые?!
После продолжительных стенаний, я сжал пальцы в кулаки и нанёс ими, с одновременным выкриком: