Жизнь. Кит Ричардс

Жесть нечеловеческая. Он мог оставить его ждать снаружи, пока мы ели и расплачивались его деньгами. Даже меня с Миком передергивало, а мы с ним были твари довольно бессердечные. Иногда он допускал его к десерту. В Брайане реально сидела эта жестокая черта. Дик Хэтрелл – старый школьный кореш, а бегал за Брайаном как собачонка. Один раз Брайан запер бедолагу снаружи раздетого, а при этом идет снег, и тот умоляет, а Брайан только заливается, а я не могу подойти к окну – ломает от хохота. Этот парень – как он мог вообще позволить себя загнать в такое положение? Брайан утащил все его шмотки и потом выпер на улицу в одних трусах. В метель! “Какие еще двадцать три фунта? Ничего я тебе не должен, иди на хуй!” Он только что платил за нас весь вечер – мы пировали по-королевски. Ужас, ужас один. Я сказал: “Брайан, блин, это уже беспредел”. Брайан, бессердечная злобная сука. Только еще белесая и низкорослая. Интересно, что потом с этим Хэтреллом случилось. Если он пережил такое, он должен был пережить все что угодно.

      Мы могли быть циничными, язвительными и грубыми, смотря по обстоятельствам. Мы ходили в одну местную забегаловку, которую прозвали “Эрни”, потому что там у всех было имя Эрни, по крайней мере так казалось. Скоро “Эрни” превратилось в погоняло для всего. “О господи, Эрни хуев”. Любой, кто считал, что должен выполнять свою работу, и упорно не хотел делать нам одолжения, становился “Эрни хуев”. Эрни был любой трудящийся человек. Думал только об одном, видите ли, – как бы денежку заработать.

      Если б меня спросили, за какой трехмесячный период роллинговской истории я хотел бы найти дневник, я бы выбрал этот – момент, когда группа только вынашивалась. И я таки нашел этот дневник, с января по март 1963-го. Настоящим сюрпризом было то, что я вообще как-то фиксировал события в то время. Решающий отрезок истории: и появление Билла Уаймена, точнее, появление его воксовского усилителя с прикрепленным к нему Биллом, и еще как мы старались заарканить Чарли Уоттса. Я даже вел счет деньгам, которые мы зарабатывали на концертах: фунты, шиллинги, пенсы. Часто в дневнике просто стояло “0” – это когда мы играли за пиво на жалких ученических танцульках в конце триместра. Но среди записей также имеются 21 января, Илингский клуб – 0; 22 января, Flamingo – 0; 1 февраля, Red Lion – 1 ф. 10 ш. То есть, ну хоть дали поиграть, и то ладно. Когда есть концерты, жизнь прекрасна. Кто-то взял, позвонил, позвал играть! Ого, ничего себе! Не такие уж, значит, мы и лохи. Ну а в остальное время – привычный быт: магазинное воровство, собирание пивных бутылок, голодуха. Приходилось скидываться, чтобы купить гитарные струны, починить усилитель, заменить лампы. Даже чтоб держаться на нашем жалком уровне, затраты выходили непомерные.

      Дневник – карманного формата. Внутри обложки чернилами жирно выведены слова: “Чак”, “Рид”, “Диддли”. Говорит само за себя. Это все, что мы тогда слушали. Только американский блюз: либо ритм-энд-блюз, либо сельский блюз. Кроме сна дома мы проводили каждый день и каждый час у колонок, старясь разобраться, из чего же эти блюзы сделаны. Ты валился