– А что, не достоин? – голос Марата дрогнул.
– Конечно! Ты посмотри на меня! Джинсы – «супера», батник – японский. Дублёнка – и та французская. Скажи предкам – пусть приоденут, а то ходишь, как петух общипанный. Смотреть противно…
Лицо Марата пошло красными пятнами. Его уже пожилые родители работали в симфоническом оркестре и большими доходами не обладали.
– Ты… ты… ты… Барахло импортное натянул, морду начистил – уже пуп?..
Марата бил озноб.
– Чего-о? Да бери свое транзисторное дерьмо и проваливай! Ишь какой нежный! Барышня кисейная в мешковине. О твоей же пользе пекусь, дурило!
– Сам ты… О трояках пекись!..
Схватив транзистор, Марат направился к двери.
– Ой, не могу! Ха-ха-ха-ха! – Камиль нарочито захрюкал. – Букварь в стоптанных корочках! Да тройка, она же – птица! Птица! Понимаешь?
– Летай-летай!.. Мона Лиза!..
Входная дверь захлопнулась.
Камиль развернулся лицом к трельяжу.
– И что он взъерепенился?.. А бровки-то надо подровнять…
Пинцет щёлкнул, и из-за сосредоточенно стиснутых зубов снова донёсся стон столетнего шлягера…
Ущипнув себя за веко, Камиль понял, что утомился и пора переключаться. Перейдя в залу, он сразу же направился к своему расчехлённому универсальному стереофоническому орудию труда. Воронёный блеск импортного диска был нестерпим, и, нажав кнопку, творец вывернул регулятор громкости до отказа. Акустический удар в шесть сейсмических баллов и бог знает сколько децибел тут же перекорёжил этаж дома по горизонтали. Впрочем, и по вертикали тоже. Это по ощущению, граждане, а не по показателям приборов!
После первого толчка откуда-то из вечного холода и тьмы появился приближающийся с космической скоростью скрежет и истерические взвизгивания очередной полупридушенной эстрадной бабочки-однодневки, а Камиль начал раскачиваться и упоённо подвывать, стараясь скопировать солиста или солистку. По голосу определить пол было невозможно.
– Оу-оу-оу! А! А! А! Оу-оу-оу! Ха… Оу-оуоу! А! А! А! Оу-оу-оу! Ха!..
В правую стенку комнаты начали стучать.
– А-а! Божий одуванчик!
Убрав громкость и продолжая конвульсивно подёргиваться, меломан заорал в правую стенку:
– Ну, чего стучишь? Могу я отдохнуть после школы или нет? Сам целыми днями из угла в угол шатается! Печень у него, понимаешь ли, больная – пенсионер несчастный! Рачок, понимаешь ли! Я, может быть, тоже больной, только пока этого не чувствую!
Стучать стали в левую стенку.
– Ну вот, ещё и эта кикимора подключилась. Она-то откуда дома? Неужели её сопляк опять заангинил? И что за младенцы пошли дохлые – чуть что, и зашмыгали, и зашмыгали?..
Стук в правую стенку прекратился, зато левая начала вздрагивать от пинков.
– Да что ты пинаешься, дура! – еще сильнее заорал меломан. – Туфли разобьёшь! Обои отклеятся!..
В правую стенку опять замолотили.
– И этот старый пень опять подключился.