–…что турки снова планируют напасть на нас, когда Наполеон отвлечет нападением Александра.
–Почему ты мне не сказал об этом?
–Ты сменишь гнев на милость, когда узнаешь, что брат, узнав об этом, решил сбежать.
Георгий забыл заданный ранее вопрос и словно вскипел.
–Ты что?! Откуда ты это знаешь?
–Он сам мне сказал. Орды турок движутся сюда, коль скоро русские войска решили оставить нас и дать отпор Франции!
–Но русские обещали нам…
–Когда опасность подходит к тебе лицом к лицу, любое, даже самое священное обещание, можно забыть. Разве в этом дело? Разве надо сейчас оглядываться назад и рассуждать о том, кто виноват?! Надо решать, что делать! Причем, скорее. Решайся же, вождь.
Георгий опустил глаза. Я была охвачена ужасом, понимая, что должно произойти со дня на день.
Милош не давал ему как следует подумать:
–И что же? Что ты решил? Как по мне, так уходить нельзя. Уйдем сейчас – накликаем беду. Первый раз мы уходили от дахи, которые и числом и силой превосходили нас. Они были здесь как дома. А сейчас нам идти некуда и незачем. Мы должны дать отпор туркам. Уступим им свой дом – останемся каликами перехожими!
Милош говорил высокие слова, которые Георгий и сам любил, но сейчас было для этого не место и не время. Когда вождь произносил пламенные речи, он был уверен в своей правоте – им предшествовали часы и дни размышлений и рассуждений. Горячность в принятии решений, связанных с народной судьбой, была ему не свойственна. Тот же все напирал. Дать сейчас слабину и сказать, что мудрее было бы все же покинуть насиженные места Георгий уже просто не мог – его же оружием Тодорович практически убил его.
–Ты прав, – тихо сказал он. – И когда же твой брат собирается покинуть Белград?
–Сегодня ночью. Разреши мне остановить его…
–Остановить?
–Тот, кто оставляет в такой час свою страну – предатель. Или ты считаешь иначе?
–Нет, но… все же ночью дождись меня. Сам ничего не делай. Я хочу для начала поговорить с ним.
–О чем? Он давно знается с турками, еще со времен дахии…
–Не спорь. Жди меня у его дома в два часа.
Тодорович ушел. О том, что произошло в доме Милана Обреновича в ту ночь я узнала от Любицы.
–Милан и не хотел уходить, метался. Потом они с Георгием стали говорить о том, что не смогут дать отпора туркам, если останутся здесь. Проще сначала уступить, собраться с силами – как это было в Сечу Кнезову, – а уж после нанести удар. Георгий почти согласился с ним, когда Милош выхватил нож и всадил его брату прям в сердце!..
Я вздрогнула.
–Откуда тебе это известно?
–Он сам рассказал мне об этом. Пришел под утро пьян в стельку и признался.
–А что Георгий? Как он отреагировал? – зная вспыльчивый характер мужа, я больше боялась за его действия, чем за то, останемся мы или уйдем снова, как тогда, в 1803.
–Он велел ему ничего не делать и пока никому не говорить.
В ту же секунду я поняла истинные мотивы его поступка. Ведь накануне он в моем присутствии осудил тех, кто собирается бежать.