– Какое, батюшка, невдомек…
– А что воевать не хочешь. Мы царевы холопы. Нам в радость за него, барюшку, костьми лечь, а ты что? – сурово сказал князь.
Сын тихо покачал головой.
– Я тебе, батюшка, сказать досуга не имел. Государь мне в ночь сам назначил на Москве оставаться. Колдунья запугала его. Слышь, ты, баяла, уедешь, а Москва сгинет!
Князь даже осадил коня.
– Сам наказал? – переспросил он.
– Сам, – ответил Терентий, – потому я так и вымолвил…
Лицо князя просветлело.
– Ну-ну! А я думал сдуру! Так, Тереша; дело. Послужи тут царю, а я с Петрухой на поле ратном. Глядишь, и упрочится род наш!
С этими словами они подъехали к княжескому дому, выстроенному Терентием Петровичем по приказу царя Михаила.
Высокий частокол окружал его со всех сторон, спускаясь до самой Москвы-реки. За ним у реки виднелись густые навесы вековых деревьев, а дальше хитрые крыши домовых пристроек. Крытые тесом, иные черепицей или дранкой, выкрашенные в зеленый, красный, желтый цвет, они были и острые, как у немецкой кирки, и куполами, и просто скатами, что придавало зданию затейливый вид.
Высокие тесовые ворота с иконой, вделанной в верхнюю перекладину, были тоже выкрашены разными узорами, а наверху деревянная резьба изображала конские головы и высокого петуха.
Едва они подъехали к дому, как сторож, что стоял у ворот (воротник), ударил в доску, которая загудела на весь двор, и спешно отворились ворота.
Князь с сыном въехали во двор и остановились у высокого резного крыльца, выступающего вперед, с хитро выточенными пузатыми балясинами, с круглым низким куполом.
Стремянные подбежали и помогли князьям сойти с коней.
Князь взошел на крыльцо и, обратясь к толстому дворецкому, что стоял в богатом кафтане с высоким воротом (что твой боярин), сказал:
– Трапезовать, Никитка! А ввечеру во дворец, – прибавил он сыну, проходя в горницы.
Четверть часа спустя в большой трапезной горнице за столом сидела вся семья князя.
Держась немецкого обычая, который он перенял, бывши в Швеции и иных землях еще при Михаиле царе, князь любил трапезовать всей семьей, когда не было гостей.
При госте иное дело. Женщины тогда уходили, а поднося здравицу, закрывали лицо свое, поднимая фату только для поцелуйного обряда, который, к слову сказать, уже стал выводиться.
И сидел князь со своей семьей. Сам он сидел в красном углу под образами, а напротив сидела княгиня, жена его, Ольга Петровна. Раздобрела она дюже за время замужней теремной жизни. Подбородок лежал жирными складками на высокой груди, щеки от тяжести повисли чуть не до самых плеч, и от красивого лица ее остались только живые, ясные глаза.
Справа от князя сидел его старший сын Терентий, слева младший, Петр, а подле княгини, рядом с Терентием, сидела жена его, Дарья Васильевна, из роду Голицыных, слева же – княжна Анна, круглолицая девушка, лет шестнадцати. Дарья Васильевна, два года как обвенчанная с князем Терентием, была и красавица, и модница того времени. Высокая, стройная, еще не пополневшая от теремной жизни, с длинным