Не прошло и часа, как Аким Евсеич с истопником уехали на кладбище, и вот уже видит Натали: окутанная столбом пыли, со всей прыти подлетает к окнам дома та же повозка! Из неё Аким Евсеич и истопник еле вылезают. На каждом лица нет, испуг прописан. Аким Евсеич в дом прошёл.
– Уф! Обошлось, господа хорошие, не ограбили? – поинтересовался возница.
– Какой ограбили? Хуже того! Страху натерпелись… – и истопник стал рассказывать всё, что увидел со страху. А у страха глаза велики. И то, как Кузьма Федотыч в своём красном халате с золотыми драконами на его глазах назад в могилу возвернулся, и не преминул про Акима Евсеича лестно упомянуть, страх страхом, а доброе отношение хозяев не помешает! Как Аким Евсеич чуть было не поймал ужасного вампира, которого даже чеснок не взял и кол не пригвоздил, за край халата. А в подтверждение своих слов уверял, что край халата, за который на его глазах Аким Евсеич отчаянно пытался поймать вампира, остался торчать из могилы!
По мере того как истопник рассказывал, возле него собирался народ. Тут и хмельной возница разохотился. Только сам спрашивал: не ограбили ли седоков? А теперь уже давай подтверждать, что своими глазами видел, как Аким Евсеич Кузьму Федотыча за красный халат тянул, а тот сквозь землю провалился! Оттого и гнал, что есть прыти, потому как каждому христианину жутко будет в такую историю угодить!
Истопник, уже в который раз взахлёб рассказывающий всё прибывающим слушателям, какой ужас им пришлось пережить, только более распалялся, чувствуя к себе ранее никогда не испытанное внимание. Возница, сообразивший, что зевак всё прибавляется и истопнику почти что в рот заглядывают – так послушать желают, давай новые подробности вспоминать, от которых у слушателей волосы дыбом становились:
– Я на облучке сидел. Сверху-то мне, известное дело, всё видно.
И вот уже с десяток зевак, кое-что не расслышав, кое-что домыслив, пошли пересказывать доподлинную жуткую историю, опять произошедшую в Бирючинске!
Тем временем Аким Евсеич, сидя напротив Натали, негромким, прерывающимся голосом рассказывал:
– Как только подошли к могилке, видим, землица рыхлая, ещё и обсохнуть не успела, будто кто переворотил её только что. А с краю полА красного бархатного халата Кузьмы Федотыча из земли видна, – пот выступил на лице бывшего писаря.
– Батюшка… мало ли, цветок, венок землёй присыпали, а вам показалось невесть что, – но голос её дрожал, а лицо белее белёной стены сделалось.
– Но это ещё не всё. Потом трава у наших ног зашевелилась, кругом тишь, и только у наших ног… – голос Акима Евсеича перехватило.
– Но, возможно, ветерок…
– Натали, – Аким Евсеич хотел было про сон рассказать, но поднял на дочь глаза и осекся. – Натали, деньги зятя на себя мы тратить не будем.
– Ему теперь деньги ни к чему. Зря вы, батюшка, страхи на себя напускаете.
– Натальюшка, помнится мне, доктор, когда тебе успокоительную микстуру передавал, то предупреждал о её особом свойстве.