– Ну, ладно, придет время, всех увижу, а теперь спать пора.
Помолчав, Степа вновь спросил брата:
– А ты, братец, надолго к нам?
– Поживу, доколе царь не позовет на службу.
Боярин и боярыня, отправившись в опочивальню, также долго разговаривали о сыне.
– Вот, Прасковья, – говорил боярин, – ты все не чаяла видеть сына, а он приехал к нам; вот какая теперь радость. Вот и Степка эдак выслужился бы да приехал. Отпустим-ка его в Москву, чем ему шилоберничать-то?
– Нет, боярин, Христа ради не тревожь его: он еще молод, куда ему в Москву, – отвечала боярыня. – К тому же он один у меня, как порох в глазу. Сашка-то, ты думаешь, надолго приехал, он опять удерет. Девки непрочный товар: один Степка мне остается.
– Да пойми же ты, ведь он воротится и будет жить опять с тобой.
– Нет, нет, я не спорила с тобой о Сашке, когда ты его в науку отдавал, ни слова не говорила, – не разбивай ты остатки моего материнского сердца, не отнимай у меня последнего сына! – умоляла боярыня.
– Ну, видно, с тобой не сговоришься, спать уж, видно, лучше, – сказал боярин.
Боярыня ударила палочкой в серебряную дощечку. Это изобретение Запада начало прививаться и в России. Боярич Александр прислал две такие дощечки отцу и матери, и они им понравились. На зов вошла сенная девушка, которая сидела в соседней горнице, на случай если позовет боярыня.
Девушка задула стоящую на столе около кровати свечу и ушла из комнаты; но боярыня долго еще не спала.
– Вот что, Сергей Федорыч, – сказала она, – надо бы женить Сашку, он бы охотнее дома стал жить.
– Что ж, я бы тоже не прочь, только по его желанию, а принуждать я его не хочу.
– Что ж, стало, он из воли родительской вышел? – возмутилась боярыня. – Хоть и учился он в чужих краях, а из воли родительской выходить не должен. На ком женить – отец с матерью лучше знают; ты много воли ему даешь, Сергей Федорович.
– Все не то ты толкуешь, Прасковья, – отвечал боярин. – Конечно, воля родителей, и я тоже говорю, и делаю так. Не буду я спрашивать дочерей, хотят или не хотят они идти за жениха, какой будет сватать – это дело наше; не буду спрашивать и Степана: оттого что они еще молоды, глупы, и мы опытнее их; но Александр – другое дело, он не ребенок и сам учился больше моего и, надо правду сказать, поумнее нас с тобой, и нам неволить его не приходится.
– Ну, так Степку женим?
– Молод еще.
– Видно, мне не видать и внучков, – жаловалась боярыня. – Чего еще надо: и большак приехал, любого сына жени, а ты не хочешь: один молод, другой стар. А и невесту-то не искать. Вот боярыни Шихобаловой дочь, одна дочь и рядной записи хоть не пиши: все ее будет и рода знатного!
– Перестань, Прасковья, – сказал боярин, и боярыня умолкла.
Вся Артамоновка погрузилась в крепкий сон. По случаю позднего успокоения все проспали поутру обычный час, даже холопы проспали лишний час, потому что боярин весел и, стало, браниться