– Третий день-те разогнуться не могу! Болит-те!
– А зубы?
– Зубы ничего-те. Поясница вот!
– Видите, при каких условиях приходится работать, – со вздохом говорит доктор.
Я не думаю, чтобы доктора Кириллова надолго хватило на борьбу с разными сахалинскими, истинно каторжными условиями.
Очень уж у него в несколько месяцев расходились нервы.
Сколько народу бежало отсюда, народу, приходившего сюда с горячим желанием принести посильную помощь страдающим!
И это будет очень жаль.
Такие люди, люди знания, люди дела, люди просвещенные, люди гуманные, люди честные, с чуткой, доброй, отзывчивой душой, – такие-то люди и нужны Сахалину.
Людей плохих много и в пароходном трюме каждый год присылают.
Каторжное кладбище
От Корсаковского лазарета недалеко до кладбища.
Проедем к маяку.
Кладбище расположено на горе около Корсаковского маяка.
– Нет уж, ваше высокое благородие, видать, мне к маяку пора! – говорил один тяжкий больной утешавшему его доктору.
Что эта за странная процессия взбирается по косогору?
Десяток каторжных, уцепившись за оглобли, подталкивая сзади, тащат телегу, на которой лежат большой, белый, неуклюжий, некрашеный гроб и лопата.
Сзади со скучающим видом идет посланный смотреть за каторжниками надзиратель, с револьвером на шнурке.
Вот и вся похоронная процессия.
– Ну! Ну! Наддай! – покрикивают каторжные.
Вот и все похоронное пение.
Что-то щемящее, что-то хватающее за душу есть в этой картине сахалинских похорон… Эта телега, этот надзиратель, эти серые куртки…
Единственное лицо, которое могло бы проводить покончившего свои дни несчастного в место последнего упокоения, – тоже лежит в могиле.
Хоронят поселенца.
Из ревности он зарезал сожительницу и сам убежал из дома и отравился борцом. Его труп уж через несколько дней нашли в тайге.
Борец – ядовитое растение, растущее в Корсаковском округе, на юге Сахалина. Корень борца там имеется «на всякий случай» у каждого каторжного, у каждого поселенца. Мне показывали этот корень многие.
– Да на кой вам шут держать эту дрянь?
– Такое уж заведение… На всякий случай… Может, и понадобится! – отвечали поселенцы с улыбкой, какой не дай бог, чтобы улыбался человек.
Сойдем, проводим.
Телега медленно вползла на гору.
Ее подвезли к первой выкопанной могиле. На веревках опустили гроб. Достали с телеги лопаты, поплевали на руки, – и застучала земля по гробовой крышке.
Застучала сильно: здесь почва глинисто-каменистая. Не земля, а словно какой-то щебень, битый кирпич навален около вырытых могил.
Глуше и глуше шумит земля… Маленький холмик вырос над могилой. В него воткнули наскоро сколоченный из двух планок некрашеный крест