Белые и черные. Петр Петров

начал преподавать ему практические советы, как поправить сколько-нибудь дело для продолжения наблюдений, но речь его вдруг перервалась на полуслове, когда он заслышал странный шорох.

      – Кто там? – крикнул граф Петр Андреевич.

      – Я, ваше сиятельство! – И из-под занавески ворвался стремительно Ушаков.

      – Это что значит? – не столько с испугом, сколько со злостью спросил хозяин.

      – Имею честь предъявить вам высочайший указ.

      И перед старцем Андрей Иванович проделал опять свой фокус с полным успехом.

      – За что это? – еще не придя в себя от неожиданности, спросил, прочтя написанное, граф.

      – Не могу знать.

      – Правда?

      – Точно так.

      – Ты не один ведь?

      – С людьми…

      – Нельзя ли велеть им выйти, потому что с тобой намерен я поговорить, если хочешь, обстоятельно.

      Ушаков дал знак, и ефрейтор со служивыми вышли в сени и расположились там.

      Сообщение графа с глаза на глаз Ушакову протянулось на всю ночь да захватило и часть дня. Лакоста же отпущен был скоро совсем, чтобы не мешать беседе. Тайна беседы этой известна была только одним собеседникам.

      Но, видно, они столковались, потому что, оставляя людей, Ушаков просил графа только не показываться и к себе никого не принимать, обещая скоро выхлопотать и отмену принятой меры. Довольный собою, Андрей Иванович, видно, захотел, выходя от Толстого, убить двух бобров разом. Столковавшись, как можно полагать, со старцем, он задумал открыть свои подвиги светлейшему, чтобы и с него сорвать магарыч.