– Нет, нет, нет!! – вскрикнула в ужасе государыня и замахала руками. – Помилуй, Андрей Иваныч… все ведь возопиют на меня, скажут, если эти враги, кто же друзья?
– Как угодно вашему величеству… их не брать – напрасно и Лакосту допрашивать. Он шпионит для них. А что они хотели бы смастерить – откроется разом, как только разрешите захватить да поспросить наедине, поодиночке. Авдотья Ивановна с перепугу не такое еще признание учинит, как Балкша… тогда…
Ужас Екатерины I достиг высшей степени при этом напоминании.
Государыня закрыла глаза руками и чуть слышно произнесла:
– А если не они? Тогда что?
– Тогда я готов положить голову свою на плаху! – не задумался ответить с достоинством Ушаков, чувствуя, что из-под рук у него ускользает интересное дело.
– Если ты так уверяешь… пожалуй, согласна, – скрепясь и помалу приходя в себя, тихо и медленно проговорила государыня, прибавив: – Только ты их не очень притесняй… чтобы не плакались на меня…
– Я даю слово, государыня, бережно с ними обращаться, но не допросить нельзя и не пристрастить, чтобы правду выболтали, – без того не обойдется.
Государыня снова погрузилась в думу, и ее величеством вновь овладела нерешимость. Добрая императрица представила себе, как на этих высокопоставленных особ должно подействовать самое взятие их в допрос.
На счастье Ушакова, случайно вошла сама цесаревна Елизавета Петровна, беззаботная, как птичка, с улыбкою на устах. Ее высочество с горячим родственным приветом обратилась к государыне-матушке и села затем подле стола.
– Ты, душа моя, верно отгадываешь, когда есть в тебе надобность… сбиралась было послать за тобой, а ты и тут, – молвила ласково государыня.
– А что вам, мамаша, требуется?
– Ее величеству угодно, – заговорил Ушаков, – чтобы ваше высочество изволили подписать два указика. – И он положил на стол свои бумаги.
– Да, мамаша, подписать? – переспросила цесаревна, взявшись за перо.
– Д-да, конечно… – ответила рассеянно монархиня, снова погружаясь в свою думу.
Помолчав с минуту, государыня про себя произнесла:
– Но надо подумать, видишь…
Ушаков в это время уже брал подписанные бумаги.
– Так что же прикажете: не давать Андрею Ивановичу или… уничтожить?.. – в свою очередь, спросила цесаревна.
– Ваше величество! – с жаром возразил Ушаков. – Уничтожить теперь указ – значит отдаться самим в руки ваших врагов. Я ваш усерднейший раб, готов пролить последнюю каплю крови моей, защищая интересы вашего величества, но все усилия мои будут бесплодны, если слово вашего величества остановит теперь дознание. Всякое промедление в настоящем случае увеличивает опасность, усиливая дерзость крамолы.
– Полно, полно, Андрей Иваныч, не пугай меня… Я, пожалуй, согласна, чтобы ты разузнал