– Как! Опять это несчастное ожерелье? – сказала королева. – Кажется, этот человек сделал его только для того, чтобы мучить меня. Я уже целые годы слышу все про это ожерелье. Вполне понятно, что я всеми способами старалась вылечить несчастного от его мании продать свою работу непременно мне. Теперь он уже настолько помешался, что полагает, будто я действительно купила это ожерелье!
– Этот человек не помешан, – серьезно возразил король, – выслушайте до конца. Продолжайте, Кампан!
– Я стала смеяться над ним, – продолжала Кампан, – и напомнила ему, что он несколько месяцев тому назад уверял, что продал ожерелье турецкому султану. Он возразил, что королева приказала ему говорить это всем, кто будет спрашивать о судьбе ожерелья, но что она действительно купила его через кардинала де Рогана.
– Через кардинала де Рогана? – закричала королева, вскочив с места. – Через человека, которого я ненавижу? Неужели во всей Франции найдется хоть один человек, который поверит этому?
– Я сказала Бемеру, что его обманули и что королева никогда не удостоила бы кардинала своего доверия. На это Бемер ответил мне вот этими самыми словами: «Вы сами обмануты; кардинал очень в милости и тайно видится с королевой; она настолько доверяет ему, что через него прислала мне тридцать тысяч франков в уплату долга. Она в присутствии кардинала вынула эти деньги из своего маленького бюро из севрского фарфора, которое стоит в ее будуаре, около камина». – «Это вам рассказывал сам кардинал?» – спросила я и, когда он ответил утвердительно, снова повторила, что его обманули. Бемер очень испугался и сказал, что на него уже напало сомнение, когда королева в Троицын день не явилась в его бриллиантах, между тем как кардинал сказал ему, что ее величество наденет их в этот день в первый раз. После того он и решился написать ее величеству. Я посоветовала ему обратиться к министру, барону де Бретейлю, а сама поехала сюда. Оказалось, что он и сам явился сюда, и я обещала ему немедленно уведомить обо всем ее величество.
Королева слушала этот рассказ в совершенном оцепенении, неподвижная и безмолвная, как статуя, изображающая ужас. Потом яркий румянец залил ее щеки, ее глаза засверкали, и, обращаясь к королю, она сказала громким и властным голосом:
– Вы слышали, государь? Вашу супругу смеют обвинять в тайных сношениях с кардиналом де Роганом! Я требую строгого и внимательного расследования этого дела. Позовите скорее барона де Бретейля! Пусть он посоветует нам, что делать. Я настаиваю на том, чтобы это было сделано как можно скорее.
– Ваши слова для меня закон, – ответил король, с любовью глядя на взволнованное лицо королевы. – Идите сюда, Бретейль!
– О государь! – воскликнула Мария-Антуанетта, увидав министра. – Вы, значит, не сомневались во мне?
– Ни на одну минуту, – улыбаясь, ответил король. – Теперь обсудим вместе с Бретейлем, что нам предпринять;