На Синявского, главным образом, была возложена обязанность проверяющего выполнение приказа № 227. В итоге вот что он доложил в ГлавПУР:
«…Ответственные работники политуправления Емельянов, Брежнев, Рыбанин, Башилов не способны обеспечить соответствующий перелом к лучшему в настроениях и поведении (на работе и в быту) у работников политсостава фронта, несмотря на ответственность положения. Подвержены в своей значительной части беспечности, самоуспокоенности, панибратству, круговой поруке, пьянке и т. д.».
И такого мнения о «Лёне» (для друзей, по крайней мере, на фронте, он был почти всегда Лёня) не он один. Позже другой проверяющий, полковой комиссар Верхотрубов, характеризует его ещё круче:
«Черновой работы чурается. Военные знания т. Брежнева – весьма слабые. Многие вопросы решает как хозяйственник, а не как политработник. К людям относится не одинаково ровно, склонен иметь любимчиков».
Ты только погляди, какие проницательные комиссары случались в Красной армии – у Леонида Ильича «любимчики» были до конца жизни! Это, кстати, потом трансформировалось в «ленинскую» теорию о «бережном отношении к кадрам», что постепенно превратилось в родственно-приятельский хоровод и довело страну «до ручки».
Быть может, с военной точки зрения Брежнев был не очень силён, но труса, однако, не праздновал. Дважды высаживался на Малую Землю, хотя для подтверждения личной храбрости и одного было достаточно. Это «действо» смертельно опасное, процентов десять десантников гибло ещё при высадке. Не случайно даже на боевых картах Мысхако значились такие наименования, как Долина смерти, Тропа смерти и Смертный откос.
Но вот тонкостями психологии, особенно в сфере человеческих «слабостей», Леонид Ильич владел превосходно. Никогда не загружал начальство депрессивной информацией, всегда и везде оставался улыбчив, доброжелателен, причём ко всем, что к генералу, что к рядовому. Очень гостеприимен, по-южному хлебосолен. Попасть в землянку к начальнику политотдела армии считалось большой удачей – тут и анекдотец свежий (как правило, из еврейского быта), и стол, хоть и из подручного горбыля сколоченный, но не по-армейски обильный. Наркомовские сто грамм обязательно будут усилены местной «сливянкой». В Марьиной роще, что под Геленджиком, её гнали из дички в таком количестве, что генерал Леселидзе однажды даже приказ осуждающий издал. А к сливянке всегда огурчик найдётся свеженький да солёненький, шашлычок, истекающий жиром (где только баранов брали?). Да и барышни в связистках при штабе у «Лёни» мелькали проворные, этакие шалуньи, ухоженные, словно и не на войне вовсе.
Сам полковник – красавец на загляденье: