Наверное, советское начальство боялось, что Лева уедет из страны, и очень не хотело этого. Правильно боялось! Потому что в 1990 году Лева таки уехал – сначала в Израиль, потом, кажется, в Канаду… Потом вернулся на субтропическую «историческую родину». Правда, в тех краях он себя как-то не очень прославил, так и не поднявшись выше того, чего достиг в 24 года, живя в Красноярске. Прямо по Фонвизину: «Он хотя и шестнадцати лет, а достиг уже до последней степени своего совершенства и далее не пойдет».
Но тогда, двадцать лет назад, Лева обещал необъятно многое… говоря современным языком, парень отчаянно «гнул пальцы». Тем более шла дурная эпоха еврейского национального «ренессанса», и Лева легко стал ее жертвой. Одна община подарила ему серебряное блюдо с надписью на иврите: «Спасибо вам, что вы есть на свете!», еще одна организация подарила «Москвич» и извинялась, что не может сразу «Волгу». Так что ласкали и тетешкали Леву разные люди и с разных сторон; он все больше проникался верой в свою исключительность.
Справедливо говоря, не был он мальчиком злым и жестоким. Если его шутки порой оказывались неприятными, то, скорее всего, по легкомыслию и по какому-то детскому, даже точнее сказать – по совершенно младенческому невежеству. Инфантилен Лева был фантастически, и к тому же зоологически, до полного скотства, эгоистичен. Вот, например, Лева со свитой гуляли по Красноярску и, пристраиваясь сзади какой-то пары, начинали ухать, топать, сладострастно причмокивать или вслух оценивать достоинства фигурки девушки. Я буду очень удивлен, узнав, что в развлечениях Левы было хоть что-то садистское. Скорее всего, проделывались все эти гадости примерно так же, как ребенок в малышовой группе детского сада надевает горшок на голову соседа или соседки – просто чтобы изучить, что же такое горшок и как он надевается на голову. Лева был психологически настолько малолетним, что просто не способен был ни поставить себя на место других, ни понять, что ко всем людям относятся примерно одинаковые правила общежития.
Справедливости ради – по большей части его забавы оставались несколько примитивными, но все же не такими отвратительными. Лева шлялся по барам и кабакам, окруженный свитой поклонников, которых временами поил и кормил, если у него было хорошее настроение. Быть окруженным свитой, помыкать раболепствующими идиотами доставляло ему не меньшее удовольствие, нежели растрачивать жизнь в кабаках.
Конечно же, огромное место в жизни Левы – мальчика лет восьми с телом взрослого парня – занимали женщины. И здесь он органически не был способен понять, куда могут