Марат замер в блаженстве. Дошло. Принюхал выпитое лимоном.
Незначительная, казалось бы, сцена была с блеском отыграна двумя актерами. Лишь Кирпичиков не включился в игру, остался безучастным зрителем. А зря, ведь это принесло действующим лицам крохотную радость, с которой можно было начинать утро хмурого дня. Марат ожил и порозовел.
Весь смысл в игре и даже не в финале. Финал всегда – конец, хоть радостен, хоть грустен.
– А?! Ну? Как?! – c восторгом воскликнул Марат и подергал бровями. – Укропыч?! Живем! – и великодушно поделился добычей, положил лимон на блюдечко Кирпичикову и снова вернулся к стойке в знак благодарности за спасение. Кирпичиков в одиночестве зажевал отрез цитруса, покривился, не побрезговал витаминами.
Великодушный бармен тоже остался приятно доволен. А уж как остался Марат! Маленькое милосердие вовремя – лучше большой подачки с опозданием.
– Ааа! – затянули на два голоса бармен и Марат, мягко вкручивая указательные пальцы в грудь друг друга.
– Вод как! Жизнь! Она и в жилах тепла! – выдал Марат.
Кирпичиков уныло смаковал лимон. Безрадостно было человеку. Похоже, его сегодня съедали свои, нелегкие мысли, и никак они не вписывались в утреннюю разминку знакомых.
Комитет
(постоянной и временной занятости)
Фасад мрачного массивного здания фатальной неизбежностью надвигался, наваливался сверху, заслонял серое огромное небо. Марат с робостью человека безответственного подступал к постаменту ступеней входа, сгорбленный, беззащитный, с виду невинный. Но вдруг выпрямился, гордо запрокинул голову и показал фасаду казенного здания белый язык. Поборолся, кривляясь, с тяжелой створкой двери, боком протиснулся внутрь. Здание зажевало его целиком, проглотило. Стеклянная черная вывеска сбликовала отражением проскользнувшего трамвая и застыла, холодная, бездушная, будто памятная табличка надгробия.
Марат потащил тяжелый кофр с фотоаппаратурой наверх. Переступал по ступеням широкой мраморной лестнице тяжко, будто всходил на эшафот. Вгляделся в туман старинной амальгамы зеркала, пригладил жесткие вихры, оскалил неровные зубы. Состроил наивную, безвинную рожицу. Нате, мол, кушайте меня всего, виноватого, но покорного.
Унылые коричневые