Спустя пару часов, убедившись, что фрукты не отравлены, мы с Джанило сели рядом с корзиной и начали их вкушать. Многие фрукты оказались очень сладкими, ничего вкуснее я не пробовал. Я смог насытиться небольшим количеством еды. А вот Джанило опустошив корзину, объелся так, что заснул рядом с ней.
6 апреля 1639 год
Сегодня Джанило поведал мне о своем прошлом. Он приказал мне записать историю о нём, ведь вполне возможно мои записи могут вызвать в ком-то любопытство. Как бы жестоко и невероятно это не казалось, история его сошла с его уст, я лишь добавил правки речевые.
Жизнь его началась под раскатом пушек. Когда он был совсем юнцом, деревню его сожгли, а её жителей расстреляли или сожгли живьём. Он вспоминает, как услышал зов ужаса, доносящийся из одной хижины, люди там заживо сгорая, кричали, изнывая от боли и взывали о пощаде. Звуки те преследовали его много лет. Тех, кто покидал горящие дома, расстреливали. Всех, женщин, детей и взрослых, всех без разбора.
Джанило и ещё два паренька смогли затаиться в джунглях. Вскоре их поймали, одного убили, когда тот вздумал бежать, другой вскоре умер от лихорадки, Джанило попал в рабство. Он даже не может точно сказать, сколько раз он сбегал, покидая то сахарные плантации, то золотые прииски, где жизнь человека становилась мучением, где всюду царят боль и страдания.
Ежедневные избиения и истязания делали рабов покорными и послушными, но только не Джанило. Каждый удар, нанесенный ему, вызывал в нем злобу. Он говорит, что иногда он даже смеялся, когда плети впивались в его плоть. От того стражи били с большей силой. Он показывал мне свои шрамы и рассказывал про некоторые. Он не помнит про каждый шрам, хотя выглядят они так, что забыть подобное просто невозможно. Один из самых запоминаемых, это шрам от клейма плантации моего отца, он с особой грустью поведал мне, что когда его клеймили, все его тело ощутило нестерпимую боль, будто кости его становились пеплом, когда раскаленный металл прожигал его кожу. Все его тело покрыто ссадинами и шрамами, трудно сказать, что в таком состоянии оно похоже на человеческое.
Хоть он и озлобленный черствый грубиян, в нем есть что-то, чего многие лишены, человечность и сострадание. Удивительно то, что эти качества могли сохраниться в его сердце. Мне кажется, что другой человек, узнав, что я сын того, кому принадлежит его жизнь, просто растерзал бы меня. Да, Джанило иногда бьёт меня, отвешивает мне пощёчины, но все его удары не способны передать тех страданий, которые он испытал. Глядя на него, я осознаю, что ведь он такой же человек, как и я. Порой я преисполнен ненавистью, к тем людям, что являются владельцами плантаций, к тем, кто использует рабский труд для обогащения. Нельзя жить за счёт других, ведь те, люди, за счёт которых мы живем, страдают.
Из его рассказов я решил, что люди истязали его, пытали, продавали, вовсе не считая его человеком. А природа даровала ему