– Башмак прокусил! – завопил молодой сэйд вполне понятно для пленника.
Это решило дело.
– Чшшш! – зашипел старший и гневно махнул рукой. – Молчи! Этот раз… – и добавил что-то неясное. – Назад идём!
– А этот? – спросил молодой, указывая на Энке.
Хомяк заурчал снова и сделал короткий обманный прыжок.
Главный опять сказал что-то о вожде и одеялах. Молодой кивнул, схватил Энке за плечо и толкнул его вперёд. Другой сэйд поднял с земли кусок гнилого бревна и швырнул в хомяка. Тот прыгнул в чернику, уклоняясь, и враги тотчас начали отступать с поля битвы. При этом они старались не поворачиваться спиной к хомяку и сначала пятились задом. Потом сэйды, волоча Энке за собой, быстрым шагом, почти бегом, бросились на запад, вдоль берега Пограничной реки. Главный шёл последним и часто озирался, чертя копьём в воздухе. Но хомяк, по-видимому, не преследовал их.
Сначала сэйды бежали по лесу, но скоро свернули к реке и выскочили на открытое место. Здесь, значительно ниже заводи, в которой Энке собирался колоть сазана, между лесом и берегом лежала широкая луговина, которую река затапливала каждую весну. Лишь раз в жизни побывал Энке на краю этой луговины – когда показывал отцу найденную заводь.
– А что, там, за просветом? – спросил тогда Энке.
– Там, – сказал отец, махнув рукой в сторону заката солнца, – там Море. Туда пока лучше нам не ходить…
По этой-то луговине и устремились теперь враги – в ту же закатную сторону. Они бежали ровной рысью, двое гнали Энке – один волок за плечо, другой подталкивал сзади. Ноги пленника путались в непривычно густой траве.
Энке оглянулся вбок – и впервые в жизни увидел лес со стороны.
Деревья сливались в сплошную стену – ели, осины, берёзы, кое-где виднелись рыжие стволы сосен. И такая же стена – только совсем далёкая – была на другом берегу реки, за такой же луговиной…
И ещё Энке заметил, что на луговине исчез привычный запах леса, запах того мира, в котором он прожил все свои пятнадцать зим. Запах еловой хвои, прелых листьев, древесной трухи, земли и лесных трав, к которому изредка примешивался тяжёлый звериный дух. Теперь Энке ощущал лишь свежий, скучный запах большой воды, слегка подкрашенный сладостью луговых цветов.
Оттуда, из леса, из привычного мира, донёсся до него протяжный плачущий крик чёрного дятла. Когда-то маленький Энке пугался этого крика, спрашивал:
– Папа, отчего дятел плачет?
Отец рассмеялся, и рассказал ему. Оказывается, когда-тодятел был силён, как орёл, и летал по поднебесью до самого Верхнего Мира. Там он однажды сел на Великий Кедр и принялся долбить себе дупло. Хотел с богами жить.
А на одной ветви Кедра спал бог раздора Тюрвяккан в образе огромной белки. Приоткрыл он один глаз и сказал:
– Отец Ворон, а Отец Ворон! Живой ли?
– Живой!
– Уйми