Другом как существ всех быть,
Всякою чуждаться страстью,
В тишине с природой жить.
Доброй быть от ней учиться;
Слезы скорбных отирать,
Лютой Парки не страшиться,
Жребий свой благословлять.
Еще одна строфа, и стих готов. О, когда бы в сем веденьи, нет, лучше в сем спокойстве посещенье грела Муз, всех душевных наслаждений… Наслаждений? Да что с тобой? Лучше все-таки удовольствий…»
– Он не уходит.
– Кто?
– Ротмистр Нелидов.
– Скажи ему, что меня нет.
– Я уже сказала ему, что вы есть, барыня, и велели мне сказать, чтобы я сказала ему, что вас нет и вы не принимаете.
– Ты сама-то поняла, что сейчас наговорила? – строго посмотрела Анна Александровна на горничную.
– Поняла.
– И что он ответил?
– Что ему «крайне важно вас видеть».
– Хм. Ладно, ступай к нему и передай, пусть ждет.
«…удовольствий, удовольствий… Заключила б я союз!»
– Итак… – произнесла она вслух и дописала к первым двум строфам третью:
О, когда бы в сем спокойстве
Посещенье грела Муз!
Всех душевных удовольствий
Заключила б я союз.
«Славно! Ну, что теперь скажет мадам Хвостова? Неужели Александрин отважится назвать эти стихи слабыми и лишенными жизни? Правда, саркастический князь Белосельский непременно обругает их «бабьими»… Но я и не мужчина вовсе! Мне положено писать «бабьи» стихи. – Тут госпожа Турчанинова на миг задумалась. – С другой стороны, какая я баба – в своем затянувшемся девичестве?..»
Раздался бой часов. И вовремя, иначе Анна Александровна вконец бы запуталась и тем наверняка испортила бы себе настроение.
Часы на камине показывали без четверти одиннадцать утра. Почему этот настырный ротмистр не мог дождаться хотя бы одиннадцати и прийти в нормальное для визитов время? И что это за дело, если ему «крайне важно» ее видеть?
Анна дернула сонетку.
– Этот… Нелидов ушел? – с надеждой спросила она пришедшую на зов горничную.
– Нет, дожидают.
– Надо говорить не «дожидают», а «ожидают» или «дожидаются», – поправила ее Анна. – Повтори.
– Ожидают или дожидаются, – механически повторила горничная.
– Что ж, – вздохнула Турчанинова. – Проси.
Такие молодые люди, как вошедший в гостиную гвардейский ротмистр, никогда не обращали внимания на Анну. На нее вообще никто не заглядывался, хотя, присмотревшись к ней внимательней, можно было бы заметить, что у нее очень выразительные черные глаза и точеная фигурка с прекрасно очерченной грудью. Правда, одежда темного цвета, более похожая на монашеское одеяние, нежели на женское платье, начисто скрывала оба последних достоинства, и еще никто из мужчин не мог похвастать, что видел тонкую щиколотку Анны Александровны. Иначе же человеку опытному сей щиколотки было бы довольно для того, чтобы сделать вывод, что и ножка мадемуазель Турчаниновой неплоха, а попка аппетитна, как у большинства